Я положила голову ей на плечо, а она обняла меня, и мы сидели так в молчании долго-долго, пока солнце не коснулось верхушек деревьев в парке. И тогда моя боль по Ральфу, юному возлюбленному Беатрис, утихла и мысль о нем перестала пугать меня.
Ближе к вечеру, когда дядя Джон еще не спустился к нам, а Ричард еще находился в деревне, мама велела Страйду приготовить маленький поднос с ячменными лепешками, джемом, сливками, миндальным печеньем и заварить индийский чай, так, как любил дядя Джон. Он был крепким и черным, без лимона или сливок. Она поднялась в библиотеку вместе со Страйдом, и я услышала обрадованное восклицание дяди Джона при виде ее и чудесного подноса, а потом услышала негромкий убедительный говор мамы. Я была почти уверена, что говорят они обо мне. И поэтому оставалась в гостиной, избегая менять место, чтобы случайно не услышать их беседу. Чайник тихо пыхтел рядом со мной, а я сидела и мечтала быть той девочкой, которой считала меня мама, и чтобы я отличалась от других только тем, что никогда не ездила дальше Чичестера и дружила только с моим кузеном.
Я ненароком задремала и не открыла глаза, даже когда пришла служанка протереть чайные принадлежности. Это была Дженни Ходжет из сторожки. Ее родители охраняли въездные ворота еще при моем папе и даже при его папе. Когда Холл сгорел, а сквайр умер, никто даже не подумал уволить их. И они так и остались жить, охраняя открытые ворота, через которые никто не проходил, и следя за всегда пустынной подъездной аллеей. Девочка протирала всю посуду как могла осторожно, чтобы не разбудить меня. Затем я услышала, как тихо затворилась за ней дверь, и опять задремала. Когда я снова открыла глаза, рядом сидела мама.
— Устала, моя дорогая? — нежно спросила она.
— Немного, — призналась я и сама улыбнулась своему жалобному тону.
Мама села на свое обычное место у камина, на мраморной доске которого сегодня стояла ваза с бледными пионами. Я нарвала их утром около Холла, и они распустились за день в тепле комнаты.
— Я беседовала с твоим дядей относительно всех нас, — заговорила мама. — И даже по поводу меня.
— Консультация с поверенными в Чичестере была полезной? — вежливо поинтересовалась я. — Они посоветовали, какие можно дать гарантии Экру?
— Да. Экр и оба наследника должны заключить между собой законный контракт, гарантирующий каждой стороне возмещение возможного ущерба. Имущественный фонд будет находиться в Экре, и если мы захотим продать поместье в течение первых пяти лет, то Экр получит за это компенсацию.
— И дядя Джон собирается спросить у… мистера Мэгсона его мнение об этом?
Я не смогла без запинки произнести фамилию Ральфа, она прозвучала странно для моего слуха.
— Конечно, — отозвалась мама. — Джон считает, что только мистер Мэгсон в состоянии убедить Экр начать честно работать. Все получится, если мы — ты, я, Ричард — будем работать вместе с Экром. Джон хочет, чтобы я взяла на себя ответственность за здоровье и образование детей в деревне, чтобы Ричард руководил постройкой Холла и вы с ним помогали мистеру Мэгсону в хозяйстве.
Я смотрела на нее широко раскрытыми глазами.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — чуть улыбнулась мама. — О том, что я никогда не бывала в Экре. Да, это правда, я боялась его и не хотела, чтобы ты там бывала. Но теперь все должно измениться. Если наш эксперимент удастся, то вся жизнь пойдет по-другому. К тому же я не всегда боялась Экра, — честно продолжала она. — Был год, нет, даже два, когда я много занималась жизнью его жителей, и сейчас я могу предложить им не только симпатию и сочувствие. Я хочу вернуться к этим людям и сделать для них то, что должна была сделать раньше. И сделала бы, если б у нас были деньги.
Я смотрела на нее с уважением. С такой стороны я никогда не знала маму, всегда думая о ней как об испуганной слабой вдове из Дауэр-хауса, целиком зависящей от отца и щедрости своих братьев. Видимо, какие-то из этих мыслей отразились на моем лице, поскольку она тихо рассмеялась.
— Я прекрасно понимаю, что единственными авторитетами ты считаешь себя и Ричарда, — сказала она. — Но поверь, я тоже кое в чем разбираюсь.
— Нет-нет, мама, — торопливо и не вполне искренне заговорила я. — Но что конкретно хочет от нас дядя Джон? И когда мне можно начать?
— Хоть сегодня, — ответила мама спокойно. — Сегодня должен приехать мистер Мэгсон, и если он согласится на эти предложения, то завтра же я поеду в деревню к доктору Пирсу и переговорю с ним об открытии в Вайдекре школы. А ты, Ричард и мистер Мэгсон должны решить вопросы, связанные с сельским хозяйством. Я полагаю, это будут сев и вспашка?
— Нет, в этом году уже поздно сеять, — уверенно ответила я. — Но если дядя Джон намеревается сажать турнепс и некоторые фруктовые деревья, тогда нужно заняться ими сейчас, чтобы они были готовы к следующему году.
Мама хитро смотрела на меня. Она занималась моим образованием, учила меня читать и писать, называла мне имена птиц и цветов. Она видела, как я учу латынь и греческий из-за плеча Ричарда, и ей было прекрасно известно, что никто и никогда не учил меня хозяйствовать на земле.
— Откуда ты это знаешь? — спросила она мягко.
Я встретила ее взгляд не моргнув.
— Понятия не имею, — честно ответила я. — Просто знаю, и все.
Она кивнула, будто слышала это уже прежде.
— Мы слишком много говорим об этом, — спокойно заговорила она, — но некоторое сходство между тобой и Беатрис, твоей тетей, разумеется, есть. Главное, Джулия, чтобы ты не думала об этом много. Дядя Джон верит, что ты унаследовала любовь Лейси к земле. То хорошее и сильное, чем они отличались. И не ломай голову над остальным. Ты — моя дочь, Джулия. И в следующем году мы с тобой обе станем работать для Вайдекра.
Я просияла в ответ. Мною владело замечательное чувство, мне казалось, будто я наконец иду домой и ясно вижу перед собой дорогу. И если я не стану бояться ни своих снов, ни Беатрис, ни работы, ни перемен в Вайдекре, то меня ждет поистине завидная жизнь.
ГЛАВА 9
День торжества лени, проведенный мною в саду, в лесу и потом в гостиной, оказался последним днем безделья. С того самого вечера, когда дядя Джон и Ральф Мэгсон пожали друг другу руки, подтверждая договоренность о справедливом разделе прибылей между хозяевами и работниками, ни один из нас не имел и часа свободного времени.
Меньше всего изменилась жизнь Ричарда, поскольку дядя Джон настоял, чтобы он продолжал свою учебу, и он каждое утро все так же отправлялся на занятия к доктору Пирсу.
— Вполне может быть, что ты решишь поступать в университет, — ответил дядя Джон на его жалобы, — да я и никогда не соглашусь на то, чтобы юноша, вверенный моему попечению, остался невеждой.
