— Вы так думаете? — Глаза Марии сверкнули. — Да я влюбилась в Рудольфа без памяти! Мы хотели убежать вдвоем, и ни о каких деньгах я не думала.
Она со злобой глянула на склонившиеся друг к другу головы леди Кларенс и Бэзила.
— Она всегда добивалась от меня чего хотела, — с обидой заговорила Мария опять. — И он тоже. Теперь они подкупили Рудольфа, я знаю. Конечно, это не свидетельствует в его пользу, но я никогда и не говорила, что он очень хороший. Дело в том, что он заставил меня почувствовать себя живой, какой я никогда себя не чувствовала. — Она вызывающе смотрела мне прямо в глаза. — Вы этого даже не поймете.
— Не пойму, — покачала я головой. — Я никогда не знала близости с мужчиной.
Она вытянула перед собой руки и оглядела тяжелые кольца.
— Он любил снимать их по одному и целовать каждый освободившийся пальчик. И когда его язык касался ложбинки между ними, я вся дрожала. Вся. — И она снова дразняще вскинула голову.
Я подумала об Уилле Тайкс и о том, как я предупредила его, что не могу дать любовь мужчине. Я вспомнила тот раз, когда он, отогнув мою перчатку, поцеловал мне запястье, а потом снова застегнул ее, словно сохраняя тепло поцелуя. Как он незаметно провожал меня на шоу Роберта Гауэра и видел, как рвало меня от горя. Я подумала, что, хотя у него была Бекки и ее любовь, он всегда приезжал в Лондон, когда я его просила. Он никогда не подводил меня. И никогда не давал пустых обещаний. Однажды Уилл пообещал, что если я выйду замуж за Пери, то не увижу его больше.
Это обещание он тоже сдержал.
— Я им никогда ничего не прощу, — сказала Мария с вызывающей злобной улыбкой. — Никогда не прощу этим двоим. — И она кивнула в сторону матери и Бэзила. — Старой сводне и гнусному дешевому развратнику.
Леди Кларенс и Бэзил, словно подслушав эти слова, поднялись и направились к нам.
— Вам следовало использовать свой шанс, когда вы его имели, — тихо говорила мне Мария. — Когда я впервые увидела вас, то подумала, что маме не удастся окрутить вас. Как же! Вы захотели быть леди. И много радости вам это принесло?
Она рассмеялась горьким смехом обманутой женщины, и окружающие стали на нас оглядываться.
— Не пора ли вам послушать Ла-Палача? — поспешила задать вопрос леди Кларенс. — Я мечтаю послушать ее, Мария, наш милый Бэзил только что рассказывал мне, как она очаровательно поет.
Мария послушно кивнула и направилась к мужу.
— Мне пора идти, — твердо сказала я.
Леди Кларенс угрожающе повернулась ко мне.
— Не начинайте, бога ради, — предупредила я ее, и она осеклась. — Я вышла в первый раз после болезни и очень устала. Пери проводит меня домой. Вы просили меня прийти, и я пришла. И я останусь в Лондоне, раз вы так настаиваете. Но не слишком давите на меня. Я этого не люблю.
Она кротко улыбнулась.
— Разумеется, поезжайте, дорогая. И не забудьте подойти попрощаться с принцессой, вы приглашены завтра к ней на ланч.
— Да, мэм. — Я удачно имитировала простонародную речь Эмили. — Благодарю вас, мэм.
Ее глаза сузились от злости, но она, пересилив себя, наклонилась и поцеловала меня в щеку. Я улыбнулась зазывной улыбкой цирковой наездницы и направилась за Пери.
— Пора идти, — сказала я.
Мы помедлили минутку у кресла принцессы. Она поахала по поводу моих стриженых волос и бледности. И сказала, что я завтра непременно должна быть у нее на ланче, чтобы хорошенько поесть русской еды. Потом она поинтересовалась, как прошла наша свадьба.
— Скромно, — шаловливо объяснил Пери. — В высшей степени скромно.
Маленькие глазки принцессы сверкали от любопытства.
— Я так и слышала! Там была только ваша семья?
— Исключительно скромно! — повторил Пери.
Принцесса смотрела на меня, ожидая ответа.
— Это было во время моей болезни, ваше высочество, — пришла я ему на выручку. — Спокойная церемония, в домашних условиях. Нам не терпелось пожениться, а мы боялись, что болезнь продлится долго.
Тут лакей распахнул перед нами двери, и я, положив руку на рукав Пери, выплыла из комнаты.
— Ты чертовски пьян, Пери! — с раздражением сказала я. — Я же просила тебя не пить.
— Не надоедай мне, Сара. — Пери надул губы, как капризный ребенок. — Вы с мамой за обедом утомили меня. Будь хорошей, пожалуйста. Я провожу тебя домой.
— Не нужно, Пери, — сказала я. — Поезжай прямо в свой клуб. Но пообещай мне уйти, как только начнешь проигрывать.
— Конечно обещаю, — легкомысленно ответил он. — Я уйду, как только начну проигрывать, и выпью не больше пары бокалов. А завтра можем поехать верхом в парк, хочешь?
— Хочу.
Подъехал наш экипаж, и Пери заботливо усадил меня и поцеловал на прощание руку. Его рот был мокрым, и я незаметно вытерла руку о подушки.
— Увидимся завтра часов в десять, — предложил он.
— Хорошо, — ответила я. — Доброй ночи.
Пока экипаж медленно отъезжал от ярко освещенных дверей, я наблюдала за ним. Капризный бутончик-рот, копна золотых кудрей, невинные голубые глаза. Это был тот самый мальчик, которого я однажды весенним днем встретила на дороге, когда он не мог добраться до своего дома.
Такой же, но не тот. Тогда, весной, радость жизни светилась в нем. А нынешний юноша стоял у дверей роскошного дома, будто не зная, куда идти, и не ожидая удовольствия ни от чего, что бы он ни делал.
ГЛАВА 37
Я выбралась из экипажа и медленно поднялась по ступенькам, не сказав ни слова ни дворецкому, ни лакею. Мне хотелось плакать от усталости и казалось, что я никогда больше не смогу выпрямить спину. Наверное, если я бы родилась и воспитывалась как леди, я позволила бы себе и разрыдаться, и пожаловаться, и остаться на несколько дней в постели.
Но я не была леди, я была жестокой маленькой цыганкой и не собиралась отдыхать. Я позволила горничной раздеть меня и уложить в постель, но велела разбудить меня завтра в восемь, поскольку собиралась на прогулку верхом. Я боролась за себя. Всю свою жизнь мне приходилось только бороться, ни на что другое у меня не оставалось сил.
Едва горничная вышла за дверь, я мгновенно провалилась в сон, и мне приснился теплый солнечный день, когда я скакала вдоль берега моря и когда Данди была жива. И вдруг я начала просыпаться. Я услышала что-то странное среди ночных звуков дома. Легкие шаги мимо моей комнаты, тихий шум на лестнице, клацанье хорошо смазанного дверного замка. И звук отъехавшего экипажа. Я поняла, что Пери возвращался домой за чем-то.
Какой-то голодный цыганский инстинкт заставил меня приподняться на локте и уставиться в мерцающий полумрак комнаты. Что-то в доме было не так.
