— Дело пойдет. — Дэвид сам уже слегка запыхался, и мы устроили себе минутку отдыха, усевшись на опилки. — Я боялся, что вы толстые и ленивые, а у вас прекрасные мускулы и никакой одышки.
— А когда мы начнем работать наверху? — требовательно спросила Данди.
— Когда захотите, — беззаботно ответил Дэвид. — Пока вы будете завтракать, я проверю оборудование, и потом можем начинать. Я покажу вам, как надо падать в сетку, и вы убедитесь, что можете работать совершенно безопасно.
— Меня никогда в этом не убедить. — Я пыталась говорить спокойно, но мое дыхание прерывалось.
— Я знаю, что ты боишься, — успокаивающе улыбнулся мне Дэвид. — Я хорошо понимаю это, я и сам раньше боялся. Ты прекрасно сложена для такой работы, но если сердце не лежит к этому, мы не станем тебя заставлять.
— А как вы начали работать на трапеции? — спросил Джек.
— О, это длинная история, — лениво отозвался Дэвид. — Меня завербовали служить на флот, но я был деревенским парнем, и это пугало меня. Я сбежал с корабля при первой же возможности. А она представилась мне в Португалии, когда мы зашли в Лиссабон. Мне не на что было жить, и я стал странствовать вместе с бродячими акробатами. Однажды я увидел выступление на «римских кольцах» и просто сошел с ума. — Он замолчал и подкрутил усы. — Я напросился в ученики к человеку, выполнявшему его, и он стал заниматься со мной. Затем мы стали использовать трапецию вместо колец, а этого до нас не делал никто. Сначала я выступал один, а потом научил младшего сына своего напарника, и мы изменили номер: он раскачивался на трапеции и перелетал ко мне, а я ловил его и кидал обратно. Это был хороший номер.
Тут он замолчал, и в глазах мелькнула боль. Мой желудок сразу сжался от страха.
— Что случилось потом? — спросила я.
— Этот парень упал, — сказал он просто. — Он сломал себе шею и умер.
Никто не произнес ни слова.
— Мери, ты прямо зеленая, — вдруг испугался Джек. — Тебе плохо?
— Нет, — покачала я головой. — Продолжайте, Дэвид. Что вы делали потом?
— Я вернулся в эту страну и нашел себе партнера. Но твой отец — человек с идеями. Он подал мысль выступать в этом номере с девушками. Это обязательно понравится зрителям. Я старею, — продолжал Дэвид. — И устаю уже после двух представлений. Роберт предложил мне королевское жалованье за то, чтобы я научил вас этому трюку и отказался от своих выступлений на два сезона. И он заплатит мне сверх того, чтобы я не учил этому других. — Тут Дэвид усмехнулся Джеку и опять подкрутил усы. — Это обычно практикуется, и твой отец знает это так же хорошо, как я.
— До какого возраста можно выступать на трапеции? — спросил Джек.
— Вы будете выступать лет до двадцати пяти, — после недолгого размышления сказал Дэвид. — Я плохо питался и часто болел. Поэтому я не смогу работать после тридцати.
— Это тяжелая жизнь, — задумчиво сказала я, глядя на Дэвида.
Кожа на его лице была розовая, усы топорщились молодо и задиристо, но под глазами лежали глубокие тени.
— Разве не каждая работа трудна? — спросил он.
И я кивнула.
— Пора, — вскочил он. — За работу, ребята.
Он велел Джеку пробежать пятьсот шагов на месте, а затем отжиматься на руках. Данди он дал металлическую палку и велел бегать, держа ее перед собой, затем над головой, а затем поднимая и опуская ее. Меня же он приподнял за талию, так чтобы я смогла охватить трапецию пальцами.
Я повисла на ней, как загипнотизированная летучая мышь, и Дэвид велел вытянуть ноги вперед, а затем резко отвести назад. Я так и сделала и почувствовала, как качнулась трапеция.
— Ноги вместе! Не сопротивляйся откату! — скомандовал он. — При возвращении опять ноги вперед, затем резко назад. Давай!
Снова и снова он учил меня, и скоро стены амбара словно пришли в движение. Внизу качались потные лица Джека и Данди, и мой страх проходил, уступая место сосредоточенности.
Мне никак не удавалось поймать ритм движения; уже услышав голос Дэвида, я понимала, что мои ноги опять отстают, что я двигаюсь слишком медленно и вяло. Я в жизни не чувствовала себя такой неуклюжей и неповоротливой. Я вновь и вновь пыталась выполнить упражнение как следует, хотя уже была близка к слезам от усталости и досады на себя. Наконец Дэвид сказал мягко:
— Достаточно, Меридон. Отдохни.
Я перестала раскачиваться, качели остановились, и я спрыгнула на пол. Ноги не держали меня, и я присела там же, где спрыгнула. Данди и Джек смотрели на нас с понимающей улыбкой.
— Тебе понравилось это? — спросил Дэвид.
— Да, — улыбнулась я. — Я чувствую, что у меня должно получиться. Но я никак не могу поймать этот ритм.
— Можно, я попытаюсь? — попросил Джек и, встав с пола, отряхнул опилки.
Я сердилась на себя, но была страшно довольна, что у Джека получилось еще хуже. Меня уже давно раздражало, что он так уверенно держится на спине Блубелли, в то время как я до сих пор нуждаюсь в поддержке. Сейчас я чувствовала себя отомщенной, Джеку и близко не удалось войти в ритм раскачивания, и он спрыгнул с трапеции злой, тихонько чертыхаясь, но один спокойный взгляд Дэвида заставил его сдержать свои эмоции.
— Моя очередь? — спросила Данди, выступая вперед.
— Твоя, — сказал Дэвид и помог ей ухватиться за трапецию.
У сестры получилось гораздо лучше, чем у нас. Она обладала прекрасным чувством ритма и не боролась с качелями, а чутко подстраивалась к их движению. Я следила за выражением лица Дэвида, когда Данди работала. И хоть она выглядела очаровательно и натянувшаяся блуза подчеркивала ее грудь, он даже не смотрел на нее, спокойно отсчитывая такт. Я могла быть спокойна.
Мы работали все утро, пока не пришел Уильям и не позвал нас завтракать. Мы были голодны как волки, миссис Гривс вносила поднос за подносом со свежими булочками с домашним маслом, ветчиной и сыром, мы никак не могли наесться. Дэвид и Джек пили пиво, а мы с Данди — воду.
Дэвид объявил перерыв на час и пошел проверить оборудование. Данди отправилась пошарить в гардеробе Джека в поисках более нарядной рубашки, а мы с ним пошли проведать лошадей.
Когда мы вернулись в сарай, кузнец уже устанавливал там железную печку и выводил трубу от нее за окно. Я обратила внимание, с какой скоростью выполнялись приказы Дэвида, но ничего не стала говорить.
Данди и Джеку не терпелось забраться наверх, и Дэвид позволил им это. Он показал Джеку, как надо придерживать веревочную лестницу, пока Данди взбиралась по ней, а затем сам придержал ее для Джека. Я в это время сидела в углу, не решаясь отнять руки от лица, и смотрела на них сквозь растопыренные пальцы.
Дэвид рассмеялся, когда Данди сверху крикнула, что она уже устала, взобравшись на эти двадцать пять ступенек, и научил их подниматься, экономя силы: с пятки на носок, с пятки на носок. Сам он взвился на трапецию как птица. Сверху он крикнул мне:
