— Мистер Фортескью боится, что я намереваюсь похитить вас, — произнесла она, улыбаясь. — Но я уверила его, что это не так.
Джеймс нехотя кивнул.
— Мисс Лейси следует прилежно заниматься ее поместьем, — заговорил он, видимо продолжая прерванный спор. — Она знакомится с ним вместе со своим управляющим и завтра же начнет изучать хозяйственные книги.
— Конечно, конечно, — легко согласилась леди Кларенс. — Но чтобы стать мисс Лейси из Вайдекра, ей еще нужны платья, шляпки, перчатки и много-много всякой всячины.
Джеймс раздраженно помешивал чай. Бекки поставила передо мной чашку, затем вышла. Мне на минутку стало интересно, подслушивает ли она за дверью. Я бы на ее месте обязательно подслушивала.
— Вайдекр не совсем обычное имение, — мягко возразил мистер Фортескью. — А мисс Лейси не совсем обычная молодая леди. Ей следует много времени уделять изучению поместья и участию в его жизни. А для модных пустяков у нее еще будет масса времени.
Леди Кларенс изумленно подняла брови.
— Масса времени? — воскликнула она. — Но наше дитя уже достигло шестнадцати лет! Когда же, вы полагаете, она будет представлена ко двору?
Джеймс даже привстал со своего места.
— Ко двору? — с неподдельным изумлением переспросил он. — А кто сказал, что ее представят ко двору?
Леди Кларенс поставила чашку на стол и принялась обмахиваться веером.
— Я, разумеется, — рассудительно сказала она. — Во время ее лондонского сезона. Должна же она провести сезон в Лондоне?
— Я действительно не думал об этом, — признался Джеймс, запуская пальцы в волосы. — Но разве это так важно? Гораздо важнее, на мой взгляд, посвятить жизнь земле, понять, что значит работать на ней, и отдавать этому труду все свои силы.
Леди Кларенс ехидно рассмеялась.
— Это, по-вашему, самое важное? Копаться всю жизнь на какой-то маленькой ферме! — Тут она оборвала себя: — О, простите меня. Я не хотела обидеть вас. Но кто же проводит свою жизнь среди крестьян? Я не думаю, что вы настолько не любите Сару, чтобы обречь ее на никчемную жизнь здесь, в то время как она могла бы беззаботно веселиться в Лондоне!
— Почему обречь? — горячо воскликнул Джеймс. — Она могла бы полюбить это место! Жить здесь очень приятно!
— Но вы-то сами тем не менее предпочитаете жить в Лондоне, — вмешалась я.
Леди Кларенс раскрыла веер и под его прикрытием лукаво подмигнула мне.
Джеймс вскочил на ноги и принялся нетерпеливо ходить по комнате.
— Сара! — обратился он ко мне. — Я уверен, что такая жизнь не для вас. Это не то, что вы знали до сих пор, вы просто не можете желать этого!
Я задумчиво рассматривала его. Все эти долгие годы он управлял моим имением, преследуя только выгоду крестьян. Он не заботился о моей доле так, как следовало. Он даже не искал меня, и это не он привел меня сюда. А когда мне удалось отыскать свою мечту, Данди со мной уже не было и все великолепие этой жизни не могло спасти ее.
— Я хочу всего самого лучшего, — заговорила я, и в моем голосе не было ни капли тепла. — Я скиталась так долго и работала так тяжело не для того, чтобы иметь что-то второсортное. Я хочу только всего самого лучшего. Если провести сезон в Лондоне приятно, значит, я хочу этого.
Элегантную розовую гостиную заполнило гнетущее молчание. Джеймс смотрел на меня так, будто я только что вдребезги разбила его самую сокровенную мечту.
— Не этого я хотел для вас, — тихо проговорил он. — Не этого хотела для вас ваша матушка.
Леди Кларенс с легким треском захлопнула веер и, поднявшись, стала расправлять свои юбки.
— Прекрасно, — сказала она. — Я вынуждена оставить вас, но мы, я вижу, обо всем уже договорились. Сара может навещать меня, не бросая заботу по управлению поместьем, я стану опекать ее, давая советы, как одеваться, как вести себя за столом и все такое. Когда же вы, мистер Фортескью, вернетесь в Лондон, Сара может пожить у меня до начала сезона. Вопросы ее содержания вы можете обсудить с моими адвокатами.
Она двинулась к дверям, но мистер Фортескью не сделал движения открыть их перед нею.
— Неужели таково ваше желание, Сара? — спросил он опять.
Я вскипела.
— Господи! Разве я только что не сказала об этом?
Опять послышался чуть слышный треск веера, и я повернулась к леди Кларенс.
— Никогда не божитесь, — сухо заметила она. — Никогда не повышайте голос. Никогда не отвечайте вопросом на вопрос. А теперь попытайтесь снова.
Я смотрела на них, и в моей груди закипал гнев на леди Кларенс, на Джеймса Фортескью и на весь мир пустых условностей, в котором не было ни одного человека, которому я могла бы доверять.
Леди Кларенс не отводила от меня глаз, и взгляд их был прозрачным. Своей холодной требовательностью она напомнила мне Роберта Гауэра, когда он учил меня скакать на неоседланной лошади. Однако я заметила, как она сумела добиться своего от Джеймса, не повышая голоса даже на одну нотку. Да, манеры знати могут быть холодны и остры, как лезвие ножа. Она продолжала смотреть на меня, давая понять, что ожидает моего ответа.
Я обернулась к мистеру Фортескью и улыбнулась ему, впрочем, без всякого тепла.
— Джеймс, если вы не возражаете, я хотела бы провести этот сезон в Лондоне, — вежливо проговорила я. — Таково мое желание.
Леди Кларенс взяла меня под руку, и мы вместе вышли из комнаты.
— Очень мило, — заговорила она, когда мы были уже в холле. — Вы способная ученица. Я пришлю к вам сегодня Пери, и вы сможете покататься в карете по окрестностям. Завтра приезжайте к нам верхом, у меня вас будет ждать портниха из Чичестера. — Она немного помолчала. — Думаю, Пери будет для вас хорошим спутником.
Затем она уселась в карету, расправила свои многочисленные юбки и уехала.
ГЛАВА 24
Леди Кларенс оказалась права. В Пери я нашла легкого, нетребовательного товарища, и та мгновенная симпатия, которую я ощутила к нему, когда впервые увидела его, теперь укрепилась даже помимо моей воли. Он был самым приятным молодым человеком, какого я когда-либо видела. Он никогда не бывал в плохом настроении. Я всегда видела его неизменно улыбающимся и счастливым.
Его мать поощряла нашу дружбу. Когда она хотела видеть меня в Хаверинг-холле, она посылала за мной Пери, а не своего лакея. Если мне случалось задержаться у них, то она отпускала меня только в сопровождении Пери. Когда она учила меня делать реверанс в ответ на поклон мужчины, именно Пери стоял передо мной с рукой, прижатой к сердцу.
Дома я никогда не видела его таким пьяным, как в тот первый день. А если он имел неосторожность выпить слишком много портвейна после обеда, то, сосредоточившись, шел к нам через гостиную твердой походкой и предусмотрительно усаживался рядом со мной, а не с матерью.
