Отвернувшись от окна, я задвинула шторы. Эта комната была слишком большой для меня, она словно была заполнена эхом чужих голосов и тенями предков. Отрывисто вздохнув, я стянула с себя дорогое платье и аккуратно разложила его на стуле. Затем я надела ночную рубашку, сняла с кровати одеяло, закуталась в него и улеглась прямо на холодном ковре. Я чувствовала, что мне предстоит одна из тех ночей, когда горе подступает к самому горлу и словно душит меня. Сейчас жизнь была добра ко мне, и мысль о том, что Данди, которая так любила удобства и радости, не со мной, была непереносима.
Если бы я могла плакать, я бы рыдала всю ночь напролет. Но у меня не было слез. Я лежала, плотно закутавшись в одеяло и глядя сухими глазами в потолок. Потом я, видимо, уснула, и, когда проснулась, мое лицо было влажным. Влажным был даже ковер под моей головой, словно слезы, не выплаканные днем, лились всю ночь. Я поднялась с пола и скользнула между простынями на кровать. Как жаль, что она мертва, а не я.
Проснулась я рано, когда только забрезжил серый рассвет. И с моих губ опять сорвались слова, слова, которые я надеялась оставить в прежней жизни: «Я чужая здесь».
Я полежала еще немного, прислушиваясь к звуку этих слов. Мой внутренний голос говорил мне, что я совсем одна, что я одинока и нет на земле места, которое было бы моим домом. И это была чистая правда.
Было еще очень рано, а я не могла найти себе места, словно дворовая кошка, запертая в доме. Я встала и тихонько прокралась к гардеробу за своей одеждой. Ее там не оказалось, я вспомнила, что одна амазонка в стирке, а другую взяла в починку горничная леди Кларенс. Она должна была принести ее к завтраку, но я хотела выйти сейчас же. На самом дне шкафа валялась невесть как попавшая сюда моя старая одежда: поношенные бриджи Джека, его ботинки и теплая куртка Роберта. Я вытащила их и быстро оделась. Только ботинки я оставила свои собственные. Потом я на цыпочках пробралась к двери и выскользнула на лестницу.
Я была права, в доме все спали. Когда я спускалась по лестнице, часы пробили четверть шестого. Бесшумно пройдя через холл, я оказалась на кухне. Там все было чисто, аккуратно прибрано и царила тишина. Только мерцали красные поленья в камине и черный кот грелся подле него.
Отперев входную дверь, я выскользнула в холодное предрассветное утро. Кей пасся на выгоне, я подошла к воротам и свистнула ему, хотя прекрасно помнила, что леди не должны свистеть. Он поднял голову, запрядал ушами и радостно заржал, словно был рад видеть меня в старой одежде. Я ухватила его за холку и подвела к воротам. Он высился рядом со мной, как гора, — оказывается, я забыла, насколько он высок. И вряд ли я уже сумею вскочить на неоседланную лошадь.
Кей стоял спокойно, и оказалось, что я ничего не утратила из своего опыта. Одним прыжком я мгновенно очутилась на его спине, и он смешно переступил с ноги на ногу, будто удивляясь, что я сижу на нем по-мужски, как в давние времена. Я сжала коленями его упругие бока, и он послушно поскакал через темный парк в сторону Вайдекра.
Неожиданно запел черный дрозд, и было странно слышать его песнь в полной тишине. Солнце еще не взошло, и в серой полутьме мы с Кеем двигались словно два привидения в лунном свете. Сунув руку в карман, я обнаружила там свои золотые гинеи в целости и сохранности. Так что мы сейчас свободно могли бы раствориться в мире простых людей, в мире фургонов и бродяг. Вайдекр при этом остался бы таким же, как прежде, — прекрасным, плодородным, щедрым. Ничто не изменилось бы, если бы я исчезла. Пери по-прежнему пил бы и играл в карты, ища затем прощения у матери, а леди Кларенс мое исчезновение было бы глубоко безразлично.
Никто не стал бы горевать обо мне, а через пару месяцев все бы меня забыли.
Копыта Кея стучали по мощеной дороге, ведущей к моему дому. Я полуосознанно хотела посмотреть на него напоследок, а потом исчезнуть навсегда. Я не принадлежала ни к этой земле, ни к моей старой жизни, понятия не имела, куда идти и что мне делать, и скакала вперед, как в ту ночь. И так же, как тогда, Кей спустился к воде напиться.
— Сара, — послышался неожиданно голос, и я взглянула назад.
Это был Уилл Тайк, стоящий под деревом на берегу реки.
— Это вы? — удивилась я.
Кей вышел из реки и подошел к нему, вытянув шею для ласки. Уилл был единственным мужчиной, которого он любил.
— Сара в своем прежнем облике, — проговорил он.
— Обе мои амазонки в починке, — объяснила я. — А мне хотелось прогуляться рано утром.
— Бессонница? — спросил он.
Я молча кивнула, и он улыбнулся.
— Слишком мягко стелют вам у Хаверингов?
Месяцы нашей ссоры мгновенно растаяли под лучом этой улыбки.
— Слишком мягко, слишком просторно, слишком удобно, — сказала я. — Это не для меня.
— А что тогда для вас? — Он подошел вплотную к Кею, чтобы лучше видеть мое лицо.
— Ничего, насколько я знаю, — ответила я. — Я попала сюда слишком поздно для новой жизни, а к старой я уже не могу вернуться. Такой, как леди Кларенс, я никогда не стану. И думаю, что не буду счастлива, если мне придется работать, как прежде. Боюсь, что нигде для меня нет места.
Уилл положил руку на мое колено. Мне это не было неприятно.
— Скажите, а могли бы вы остаться здесь? — спросил он тихо. — Жить с нами в Экре? Не в Холле, как хозяйка, а в деревне, вместе с простыми людьми? Жить с нами, работать с нами, возделывать землю, кормить людей?
Я опустила глаза и увидела, как он смотрит на меня. Он хотел, чтобы я сказала «да»? По-моему, он хотел этого больше всего на свете. Несмотря на наши ссоры, он так хотел, чтобы я сказала «да» и пошла с ним в Экр как равная.
— Нет, — сказала я, — оставьте ваши надежды, Уилл Тайк. Нет такого места на земле, где я могла бы быть счастлива: ни в деревне, ни в Хаверинге, ни в Вайдекре. Ибо я мертва внутри. Так что не надо так на меня смотреть и так говорить со мной. Вы зря тратите время.
Уилл уронил руку и отвернулся. Я подумала, что он хочет уйти, но он подошел к воде и стал смотреть на ее темную поверхность.
— Я вчера был в деревне Хаверингов, — помолчав, сказал он. — Некоторые из ее жителей переехали в Экр, в свободные дома. И одна девушка попросила меня забрать кое-что из ее вещей, но там ничего не оказалось, они уже все сожгли.
Я промолчала.
— Они увезли даже камни, — удивленно выговорил Уилл. — Через несколько месяцев нельзя будет определить, где стояла деревня, которой скоро исполнилось бы три сотни лет.
— Это вы были около телеги? — поинтересовалась я.
Уилл с изумлением посмотрел на меня.
— Да, я, — ответил он. — Но вас я не видел.
— Я стояла вдалеке, — объяснила я и вдруг вспомнила, как мы с Пери смеялись, глядя на женщину на крыльце. — Мне запретили подъезжать ближе, так как у них тиф. — Я сама чувствовала, что это довольно жалкое объяснение.
