ЯНВАРЬ 1485 ГОДА
Морозным январским днем из королевского дворца на праздники должны были приехать мои девочки. Я ждала их к обеду и все мерила шагами крыльцо, то и дело дыша на замерзшие руки, затянутые в перчатки. Солнце, уже спускавшееся за западные холмы, было красным, как роза Ланкастеров. Наконец послышался топот копыт, и на подъездной аллее показались мои дочери в сопровождении довольно-таки большой охраны, слишком, по-моему, большой для трех девочек. Среди гвардейцев я видела подпрыгивающие головы своих дочерей и их развевающиеся платья. Еще мгновение — и лошади встали, девочек спустили на землю, и я бросилась целовать их раскрасневшиеся щеки и холодные носы. И, не выпуская из объятий, все восхищалась, какими они стали взрослыми и красивыми.
Девочки ворвались в гостиную и с таким восторгом набросились на еду, словно долгое время голодали, а я с удовольствием наблюдала, как они едят. Елизавета никогда еще, пожалуй, не выглядела лучше. Теперь, выйдя из убежища и избавившись от постоянного страха, она окончательно расцвела, как я, собственно, и предполагала. На ее высоких скулах горел жаркий румянец, глаза так и сияли, а уж наряды! Я даже хорошенько пригляделась, не веря собственным глазам, — вышивка, парча, самоцветы! Платья были не хуже тех, какие носила и я сама, будучи королевой.
— Боже, Елизавета! — воскликнула я. — Где ты раздобыла такие платья? Они просто прекрасны. Вряд ли даже у меня были такие, когда я сидела на английском троне.
Дочь мельком на меня посмотрела, и улыбка ее тут же погасла. Сесилия насмешливо фыркнула, и Елизавета резко к ней повернулась.
— Ты можешь пока заткнуться? Мы же договорились.
— Елизавета!
— Мама, ты же ничего не знаешь. Ты бы видела, как эта Сесилия себя ведет. Ни в какие королевские фрейлины она совершенно не годится. Ей бы только сплетничать.
— Ну хватит, девочки. Я вас отправила ко двору, чтобы вы научились элегантности и хорошим манерам, а не ссориться друг с другом и ругаться, как торговки рыбой.
— А ты спроси у нее, как она элегантности училась, — прошипела Сесилия. — Спроси, спроси у нашей распрекрасной Елизаветы, почему она у нас теперь элегантная.
— Конечно, спрошу, когда вы обе ляжете спать и мы с ней сможем спокойно поговорить, — твердо ответила я. — А ляжете вы спать очень рано, раз не умеете красиво общаться друг с другом. — Я повернулась к Анне. — Ну а ты, моя маленькая Анна, читала ли свои книжки? Усердно ли занималась музыкой?
Анна вскинула на меня глаза.
— Да, матушка-королева, — послушно сказала она. — Но во время рождественских каникул занятий не было, и мы все вместе ездили в Вестминстер.
— А у нас на Рождество был молочный поросенок, — важно сообщила Бриджит, желая похвастаться перед старшими сестрами. — И Екатерина съела так много марципанов, что ночью ее стошнило.
Елизавета рассмеялась, и тревога мгновенно исчезла с ее лица.
— Как же я по вам скучала, мои маленькие чудовища, — с нежностью произнесла она. — После обеда я вам сыграю, а вы потанцуете, если хотите.
— Или можно сыграть в карты, — предложила Сесилия. — При дворе снова разрешили карты.
— Оправился ли король от своего горя? — поинтересовалась я у Сесилии. — И как себя чувствует королева Анна?
Сесилия бросила торжествующий взгляд на Елизавету, и та вдруг вся вспыхнула, на скулах у нее расцвел пунцовый румянец.
— О да, он совершенно оправился. — Сесилия явно с трудом сдерживала смех. — Совершенно. Мы даже удивились, правда, Елизавета?
Мое терпение, которого никогда не хватало, чтобы выдержать женское злословие, даже когда им занимались мои собственные юные дочери, окончательно иссякло.
— Ну довольно, — отрезала я. — Давай-ка, Елизавета, пойдем ко мне, а вы можете доедать свой обед. Кстати, тебе, Сесилия, неплохо бы вспомнить пословицу, что одно хорошее слово стоит дюжины дурных.
Я встала из-за стола и стремительно вышла из комнаты, чувствуя, как неохотно следует за мной моя дочь. Когда мы оказались в моей комнате, она тут же заперла за собой дверь, и я не стала медлить, задав ей прямой вопрос:
— Итак, дочка, о чем шла речь?
Всего лишь на мгновение в ее глазах выразилось явственное желание сопротивляться, потом она задрожала, точно косуля.
— Мне так нужен был твой совет, мама! — воскликнула Елизавета. — Но написать тебе я не могла. Пришлось ждать, пока мы увидимся и поговорим. Я и сама очень хотела поговорить с тобой, просто решила дождаться конца обеда. Правда, я тебя не обманываю…
Я села и жестом пригласила дочь сесть рядом.
— Речь шла о моем дяде Ричарде, — тихо и покорно призналась дочь. — Он… ах, матушка, он для меня — все!
Я так и застыла. Только руки мои чуть шевельнулись, и я крепко стиснула пальцы, заставляя себя держаться.
— Он был так добр ко мне! Особенно когда мы только прибыли ко двору. Да и потом дядя Ричард то и дело заходил убедиться, что я всем довольна и вполне справляюсь с обязанностями фрейлины. Королева тоже очень любезна, и прислуживать ей не составляет труда, но дядя все равно постоянно вызывает меня к себе и спрашивает, как у меня дела. — Елизавета помолчала. — Он спрашивает, не скучаю ли я по тебе, и все повторяет, что тебе всегда будут рады при дворе и все придворные станут оказывать тебе должное почтение. А еще он часто вспоминает о моем отце. Уверяет, что отец гордился бы мной, если б мог меня теперь видеть. И что мы с отцом кое в чем очень похожи. Ах, мама, это такой замечательный человек! И я никак не могу поверить, что он… что он…
— Что он? — эхом откликнулась я.
— Что я действительно ему небезразлична.
— Вот как? — Я вся похолодела, казалось, по спине у меня, вдоль позвоночника, течет и течет ледяная вода. — Значит, ты считаешь, что действительно ему небезразлична?
Елизавета с готовностью закивала.
— Он ведь никогда не любил королеву. Дядя Ричард просто чувствовал, что обязан на ней жениться и спасти ее от своего брата Георга, герцога Кларенса. — Елизавета быстро глянула на меня. — Ты же помнишь. Ты же сама все видела, верно? Они собирались заманить Анну в ловушку и отослать в монастырь. А потом Георг хотел украсть ее наследство…
На мой взгляд, это было не совсем так, но я догадывалась, что подобный вариант той давней истории куда больше подходит для впечатлительной девушки.
— И Ричард понимал, — между тем продолжала Елизавета, — что если Георг станет опекуном Анны, то непременно приберет к рукам и ее состояние. Она очень хотела замуж, вот Ричард и решил: это самое лучшее, что он может для нее сделать. И женился на ней, спасая ее наследство. Ну, и ее тоже обезопасил и успокоил.
— Да-да, — только и вымолвила я.
