Теплая улыбка осветила лицо Джаспера.
— Да, Маргарита, — согласился он. — Все так и есть. Порой нужно просто откликнуться на призыв Господа. Даже если кто-то и сочтет тебя лишь глупым гончим псом, готовым вскочить и мчаться на звуки охотничьего рога.
Джаспер поцеловал меня, как и подобало деверю — едва коснувшись губ, — и на мгновение задержал мою руку в своих ладонях. Я закрыла глаза, и мне показалось, что я взлетаю и плыву по воздуху; от его прикосновения у меня даже голова закружилась, но он тут же выпустил мою руку и, повернувшись ко мне спиной, вскочил в седло.
— Хорошо ли служит тебе наш старый Артур? — спросил он веселым тоном, словно отгоняя от нас обоих мысли о том, что мы снова расстаемся, что ему опять предстоит мчаться навстречу опасности.
— Да, очень! — воскликнула я так же весело. — Почти каждый день я катаюсь верхом. С Богом, Джаспер, да хранит тебя Господь.
Он кивнул.
— Господь будет хранить меня, ведь наше дело правое. И даже оказавшись в самой гуще схватки, я буду уверен: Господь не оставит меня; Он всегда защитит того, кто преданно служит своему королю.
И, пришпорив коня, он во главе своего отряда устремился на юг, к Лондону, чтобы любой ценой обеспечить безопасность Вестминстерского дворца, а может, и удержать его под натиском врага.
ОСЕНЬ 1459 ГОДА
И больше я ничего о Джаспере не слышала до середины сентября, пока домой не вернулся один из тех наших вассалов, которых Джаспер убедил последовать за ним в Лондон. Несчастный был изувечен так, что не мог сам держаться в седле и был к нему привязан; вместо одной руки у него висел жуткий гноящийся обрубок, а сам он был бледен как смерть; казалось, над ним уже витает запах смерти. Его жена, совсем молоденькая, чуть старше меня, громко закричала от ужаса, когда ее мужа принесли к порогу родного дома, и рухнула без чувств. Выходить его сама она, разумеется, не могла, да и не знала, как ей быть с этими гниющими останками молодого мужчины, с которым они поженились по большой любви. В общем, раненого перенесли в наш просторный дом, где ему могли обеспечить лучший уход, чем в его жалкой грязной лачуге. Свободную комнату в молочном сарае я превратила в настоящую больничную палату, понимая, что вскоре домой вернется еще немало таких же несчастных из поспешно набранного Джаспером отряда. Этот безрукий доброволец по имени Джон рассказал моему мужу, что отец Уорика, граф Солсбери, со своей армией направлялся в Ладлоу, где должен был объединиться с войском герцога Йоркского, но на уэльской дороге, в Маркет-Дрейтоне, наши сторонники лорд Дадли и лорд Одли устроили ему западню. Их силы вдвое превосходили армию графа; по словам Джона, воины Йорка падали в поле на колени и целовали землю, думая, что там их и настигнет конец.
Однако армии Йорка удалось проделать весьма ловкий трюк; этот трюк получился у графа Солсбери только потому, что его люди ради него были готовы на все: отступить, удерживать позиции, пойти в атаку. Вот он и приказал им прекратить сражение и сделать вид, будто они отступают. Наша кавалерия, решив, что враг сдается, бросилась вперед, преследуя войско противника, но как раз в тот момент, когда она вброд переправлялась через реку, выяснилось, что она попросту угодила в ловушку. Люди графа Солсбери резко повернули назад, точно змея, готовая нанести удар, и, окружив нашу кавалерию, застыли на месте. Нашим воинам, чтобы подняться на высокий берег реки, пришлось буквально прорубаться сквозь вражеские ряды; земля была вся истоптана и изрыта конскими копытами, когда наши артиллеристы, тщетно погоняя измученных животных, пытались заставить их двигаться вперед да еще и тащить наверх тяжеленные пушки под градом стрел, которыми беспрепятственно осыпали их сверху лучники йоркистов, целясь прежде всего в лошадей; люди падали на землю, и конские копыта втаптывали их в грязь под неумолчный свист стрел и грохот пушечных залпов. Джон вспоминал, что вода в реке стала красной от крови раненых и умирающих; воины, пытавшиеся перейти реку вброд и спастись, казались вымазанными красной краской.
Когда на землю спустилась ночь, стало ясно, что мы, ланкастерцы, окончательно проиграли битву; многие наши раненые так и остались погибать на поле брани. Командовавший войском Йорка граф Солсбери успел ускользнуть, прежде чем к месту сражения подошли основные части нашей армии, однако и тут он не обошелся без хитростей: оставил свою пушку и заплатил какому-то монаху-предателю, чтобы тот всю ночь не переставая палил по нашему войску. Когда на рассвете у реки появилась наконец королевская армия, готовая к бою и рассчитывавшая, что отряд йоркистов, стрелявших из этой пушки, будет не так уж трудно уничтожить, к своему удивлению она обнаружила лишь одного-единственного пьяного монаха, который и суетился возле пушки, то заряжая ее, то поджигая запал; именно он и стрелял из нее всю ночь. Весело смеясь, монах сообщил королевским офицерам, что Солсбери, одержав победу над двумя ланкастерскими лордами, давно уже скачет по направлению к Ладлоу.
— Значит, бой все-таки состоялся и был проигран, — мрачно изрек мой супруг.
— Но король в нем даже не участвовал, — возразила я. — Если бы он сам возглавил армию, то, конечно же, одержал бы победу! Йоркисты просто сразились с войском двух ланкастерских лордов, а не с королевской армией.
— Ну да, на самом-то деле они сразились с одним-единственным монахом в потрепанной рясе, — ехидно заметил мой муж.
— Не сомневаюсь, наши лорды одолели бы йоркистов, если бы те боролись честно, — упрямилась я.
— Возможно, только теперь один из наших лордов мертв, а второй попал в плен. Нет, безусловно, в первом сражении победа осталась за нашим противником.
— Но ведь будут и еще битвы. И потом, наша армия может перегруппироваться! Вот когда Жанне д'Арк не удалось взять Париж, она не сдалась и…
— Ах да, я и забыл про Жанну, — устало вздохнул мой муж. — Но если уж пользоваться ее примером, то надо идти до конца. Впрочем, успешное мученичество манит, не так ли? Тут ты права. И у нас, конечно, еще будут битвы с Йорком. Уж в этом-то можно не сомневаться. В стране сейчас две почти равные силы и две армии, которые кружат, точно бойцовые петухи в яме, готовясь поразить противника и высматривая наиболее удобный момент для нападения. Можешь быть уверена: новая схватка не за горами; а там и еще одна, и еще, пока у кого-то из соперников не иссякнут силы и его армия не будет полностью обескровлена или же он не потерпит несколько сокрушительных поражений подряд.
Но я будто не слышала в его голосе ядовитого сарказма.
— Муж мой, а не пора ли и тебе отправиться на войну? Не пора ли послужить своему отечеству? Теперь это особенно важно, ведь мы уже проиграли первое сражение. Ты, наверное, и сам понимаешь, что нужен королю. По-моему, в такой час каждый честный и благородный человек должен…
Мрачно на меня взглянув, сэр Генри прервал мою пылкую речь:
— Когда мне придется идти воевать, я пойду. Но никак не раньше.
