— Тебе? — не веря собственным ушам, отозвалась я. — Наконец-то!
— Да. Мне. Наконец-то.
— Но почему именно сейчас?
Он вздохнул.
— Видишь ли, дело уже не в том, что некий подданный пытается возражать своему королю и даже противодействовать ему — тогда бы было время медлить и надеяться, что этот подданный действительно даст своему королю дельный совет, идущий вразрез с дурными советами его приближенных. Но теперь это не что иное, как открытый мятеж, мало того, выдвижение лжекороля одновременно с существованием короля истинного. Я не могу этого допустить и должен действовать, хотя до сих пор у меня не возникало такой необходимости. Теперь Йорк борется во имя предательства, и я обязан сразиться с теми, кто это предательство защищает.
Я прикусила язык, опасаясь, что с него сорвется упрек: вот если б муж раньше отправился на войну, столь ужасных последствий, возможно, удалось бы избежать.
— На поле брани должен быть хоть один Стаффорд, бьющийся за своего короля. Там должен развеваться наш боевой штандарт. Первым в этой бесконечной сваре погиб мой бедный брат, затем мой досточтимый отец, и вот настала моя очередь. Теперь я пойду под знаменами Стаффордов, пойду, возможно, без особого восторга и, пожалуй, даже с некоторой неуверенностью, но в данный момент я старший в семье Стаффорд, так что сражаться придется мне.
Вообще-то я не слишком прислушивалась к доводам супруга: они казались мне совершенно неинтересными.
— Но где же король? — осведомилась я.
— Королева держит его при себе. Сейчас он в безопасности. После победы при Сент-Олбансе
[17]
она вновь взяла его под свое крыло.
— Неужели армия Йорка потерпела поражение? — растерянно сказала я. — Но мне казалось, они все время побеждают.
Генри покачал головой.
— Нет, это была всего лишь небольшая стычка в центре города Сент-Олбанс между людьми Уорика и сторонниками королевы, а тем временем Эдуард Йоркский с триумфом входил в Лондон. Прежде Уорик держал короля при себе, но после того, как йоркисты отступили, ланкастерцы нашли своего правителя под дубом, он сидел и наблюдал за боем.
— И он был невредим? — уточнила я.
— Да, в течение всего боя его хорошо охраняли два йоркиста, лорд Бонвиль и сэр Томас Кириел, которые вполне обеспечили его безопасность. Король был тихий и спокойный, точно ребенок. Затем его передали супруге, и теперь она держит его при себе вместе с сыном.
— А он… — Я помедлила, подбирая слова. — Он в своем уме?
— Вроде да. По крайней мере, пока.
— Так в чем же дело? Почему ты так мрачен?
— Из-за одной истории, которую мусолят в лондонских тавернах. Возможно, все это и неправда. Очень хотелось бы на это надеяться.
— Что за история?
— Якобы те лорды-йоркисты, что в течение всего сражения охраняли короля и берегли его от опасности, были доставлены к королеве и предстали перед ней и ее маленьким сыном, принцем Эдуардом, которому всего семь лет.
— И что?
— Говорят, она спросила у мальчика, как следует поступить с этими людьми, лордом Бонвилем и сэром Томасом Кириелом, которые так заботились о его отце во время битвы, а затем честь по чести передали короля верным ему людям. И принц велел отрубить им головы. Просто по собственной прихоти! И обоих несчастных обезглавили по приказу семилетнего мальчишки! А затем его самого за проявленное мужество посвятили в рыцари. Судя по всему, сынок Маргариты Анжуйской и впрямь постиг искусство ведения войны. Вот только сможет ли он править страной в мирное время?
Я колебалась, не зная, как реагировать, но, увидев искаженное горем и гневом лицо мужа, все-таки воскликнула:
— Это просто отвратительно!
— А еще ходят слухи, что королевский сынок так же злобен, как и его мать. И теперь, кажется, весь Лондон уже за Йорков. Никто не желает, чтобы на трон взошел нынешний принц Уэльский.
— И что же теперь будет?
Генри покачал головой.
— Возможно, эта схватка станет последней. Король и королева снова вместе и намерены возглавить свою армию. Против них выступают молодой Эдуард Йоркский и Уорик, друг его отца Ричарда. Вопрос о том, кто именно должен давать советы королю, больше даже не возникает. Теперь эти двое будут драться за право владеть короной. А мне все-таки придется встать на защиту моего короля.
Вдруг я почувствовала, что меня трясет.
— Никогда не думала, что ты отправишься на войну, — пробормотала я, и мой голос дрогнул. — Я всегда была уверена, что ты откажешься сражаться. Нет, я никогда не думала, что ты тоже туда отправишься!
Муж улыбнулся, словно это было просто горькой шуткой.
— Ну да, ты считала меня трусом, а теперь отчего-то не испытываешь никакой радости, когда я решил проявить храбрость? Забудь об этом. Мой отец сложил голову за короля, но даже он примкнул к армии лишь в самый последний момент. Теперь, видно, настал мой черед; придется и мне поучаствовать в битве. Как и отец, я тоже оттягивал эту необходимость, пока было возможно. Если мы проиграем, королем станет Йорк. На троне будут вечно сидеть его наследники, и дом Ланкастеров никогда уже не станет королевским. Так что это даже не вопрос справедливости, а вопрос того, на чьей стороне я родился. Королем должен быть настоящий король; и мне придется бороться за это. Иначе твоему сыну никогда уже не быть в трех шагах от престола; лишившись титула, земельных владений и принадлежности к королевской фамилии, он станет самым обычным ребенком. А нас с тобой в собственной стране будут считать предателями. Возможно, даже наши земли передадут кому-то другому. Я просто не представляю, как много мы в таком случае потеряем.
— Когда ты выезжаешь? — срывающимся тоненьким голосом спросила я.
Он улыбнулся, но на этот раз в его улыбке не было ни иронии, ни теплоты.
— Боюсь, мне придется выехать прямо сейчас.
ПАСХА 1461 ГОДА
Когда утром они проснулись, вокруг стояла тишина. Весь мир, казалось, укрыла волшебная пелена кружащегося снега. Было очень холодно. Мелкий густой снег начался еще на рассвете, и весь день пурга завивала свои пряди вокруг боевых штандартов. Армия Ланкастеров, занявшая близ селения Таутон командную высоту в длинной цепи холмов, откуда идеально просматривались все окрестные поля и возвышенности, внимательно следила за раскинувшейся внизу долиной, где, прячась за вихрем снежных хлопьев, затаилась армия Йорков. Для артиллерийской стрельбы было слишком сыро, а ланкастерских лучников слепила метель, да и тетивы на луках отсырели. Стреляли они почти вслепую, целясь куда-то в белую пелену, скрывавшую подножие холма; время от времени оттуда тоже взлетала туча стрел, но Йоркским стрелкам попасть в цель было куда легче, поскольку они вполне отчетливо видели силуэты вражеских лучников на фоне светло-серого неба.
