— Немного осторожности, — заявил он с улыбкой, наблюдая, как Артур, спокойно и уверенно рассекая воду, переходит вброд реку Северн, называемую также «воротами Уэльса». — Мы родились в трудное время, когда мужчина или даже женщина вынуждены выбирать не только свой собственный путь, но и то, кому на этом пути хранить верность. Человеку всегда следует проявлять осторожность и сначала думать, а уж потом действовать.
— Раньше мне казалось, что делать нужно то, что правильно, — заметила я. — И только это.
— Да, но раньше ты мечтала стать святой, — снова улыбнулся муж. — А теперь ты мать, у тебя есть сын, так что теперь тебе в первую очередь приходится решать, что лучше — поступить правильно или обеспечить защиту своему ребенку и себе тоже. И тебе, конечно же, важнее всего на свете уберечь сына от угрозы. Возможно, его безопасность теперь значит для тебя даже больше, чем воля Божья.
Некоторое время я озадаченно молчала, потом ответила:
— Но ведь воля Божья, наверное, в том и заключается, чтобы мой невинный сын пребывал в безопасности. Мой малыш безгрешен и по рождению принадлежит к королевскому семейству, к тому королевскому дому, который является единственным по-настоящему законным. Так что Господь не может не хотеть безопасности для моего сына, дабы мой мальчик впоследствии послужил королевскому дому Ланкастеров. Тут мое желание и желание Господа полностью совпадают.
— Неужели ты и впрямь думаешь, что Господь, пребывая в Царствии Небесном и с начала времен ожидая с ангелами Судного дня, только и делает, что смотрит вниз на тебя и маленького Генри Тюдора, поддерживая в тебе мысль, что любое твое деяние соответствует Его, Божьей воле?
Это звучало почти как богохульство.
— Да, я действительно так думаю, — неуверенно отозвалась я. — Сам Иисус Христос утверждал, что я не менее для Него драгоценна, чем полевые лилии.
[22]
— И это действительно так, — мягко промолвил муж, словно желая утешить меня этой евангелической притчей.
Наш разговор заставил меня погрузиться в себя и надолго замолчать. И лишь вечером, когда муж помогал мне спешиться во дворе какой-то маленькой грязной гостиницы, стоявшей на обочине дороги в Кардифф, я спросила:
— Но неужели ты считаешь, что найдется немало таких, как ты, кто не отдал свое сердце ни той ни другой стороне?
Ласково потрепав Артура по темной гриве, мой супруг спокойно произнес:
— Убежден, что большая часть людей предпочтет тот дом, который сумеет обеспечить им мир, благополучие и защиту. Хотя существует, конечно, такое понятие, как верность монарху, и никто не может отрицать, что Генрих — коронованный правитель Англии и помазанник Божий. Но как быть, если он не в состоянии руководить страной? Как быть, если он опять заболеет и окажется недееспособен? Как быть, если им станет командовать королева и этой королеве будут давать дурные советы? Разве можно в таком случае счесть преступлением простое желание посадить на трон вместо беспомощного короля следующего законного наследника престола? И тоже из королевской семьи? Мало того, близкого родственника короля, его кузена? Человека, который имеет не менее веские основания претендовать на престол, чем сам Генрих?
Я настолько устала, что невольно прислонилась к широкому удобному плечу Артура; заметив это, муж притянул меня к себе, нежно обнял и добавил:
— Ты сейчас не думай об этом и не тревожься. Самое главное для нас — без проблем добраться до Пембрука и убедиться, что твой сын в безопасности. А уж потом можно и порассуждать, кто, с твоей и с Божьей точки зрения, больше годится для управления нашим государством.
На десятое утро нашего путешествия, когда мы уже ехали по узким каменистым тропам горного Уэльса, муж обронил:
— К полудню, пожалуй, мы должны быть на месте.
При мысли о том, что я так скоро увижу своего мальчика, у меня перехватило дыхание. На всякий случай к замку были высланы разведчики — убедиться в том, что нам можно спокойно к нему приблизиться. Но казалось, вокруг было тихо. Мы ждали в укрытии возвращения разведчиков, и сэр Генри обратил мое внимание на то, что ворота замка открыты и мост опущен; а чуть позже оттуда вышла девушка-служанка и погнала к реке стаю гусей.
— Выглядит вполне мирно, — осторожно заметил муж.
Спрыгнув с коня, он помог спешиться и мне. Затем мы оба, будто гуляя, тоже направились к реке, но с другой стороны. Гуси неторопливо плавали возле берега, копаясь желтыми клювами в иле, а девушка сидела на лугу и плела кружево.
— Милая девушка, — окликнул ее мой муж, — не скажешь ли, кто хозяин этого замка?
Она испуганно вскочила, потом неловко присела в реверансе и сообщила:
— Нашим хозяином был граф Пембрук, да только сбежал он, отправился воевать.
У нее был такой ужасный валлийский акцент, что даже я с трудом ее понимала.
— И что, замок с тех пор так никто и не занял?
— Не-ет, что вы, господин! Мы все очень надеемся, что наш хозяин и сам объявится. Вы, случайно, не знаете, где он?
— Нет, не знаю. А тот маленький мальчик, что жил в замке, по-прежнему здесь?
— Наш маленький граф? Конечно здесь. Я-то ведь еще и за курами присматриваю, так что каждое утречко для него свеженькое, только что снесенное яичко в детскую посылаю.
— Вот как? — Я была не в силах сдержать радость. — Значит, он каждый день получает на завтрак свежее яйцо?
— Ага! Няньки говорят, что еще он очень любит кусочек жареной курочки на обед.
— А вооруженных людей в замке много? — осведомился мой муж.
— Примерно сотня, — ответила девушка. — Да сотни три рыцарей наш Джаспер Тюдор с собой увел. Вот только больше он здесь не показывался. Вроде в той войне их наголову разбили. А еще я слыхала, сам Господь зажег в небе три солнца в знак того, что проклинает наше войско. Так что теперь, наверное, три сына Йорка всю нашу страну проклянут.
Мой муж кинул словоохотливой девице монету, и она ловко ее поймала. Затем мы вернулись туда, где за поворотом дороги прятались наши люди, и снова вскочили на коней. Сэр Генри велел развернуть наше знамя и медленно двигаться вперед, а потом по его сигналу остановиться и ждать.
— Совершенно лишнее, чтобы нас встретили градом стрел, — пояснил он мне. — На всякий случай ты с Уиллом и Стивеном поедешь в арьергарде.
Мне отчаянно хотелось первой войти в ворота замка, который некогда был и моим домом, но я сделала так, как велел Генри, и мы неспешно тронулись вперед. Вскоре со стен послышался оклик часового, почти сразу следом раздался лязг цепей, и тяжелая решетка упала, закрывая проход. Мой муж и его знаменосец, приблизившись к самым воротам, громко назвали свои имена офицеру на крепостной стене. Решетка ворот снова со скрежетом поползла вверх, и мы наконец ступили во двор.
