Мой конь тут же устремился к знакомому «сажальному камню»; я без посторонней помощи слезла с седла, отпустила поводья, и Артур самостоятельно направился в свое старое стойло, словно все еще чувствовал себя боевым конем Оуэна Тюдора. При появлении Артура конюх радостно вскрикнул, а я взбежала на крыльцо, и слуга тут же распахнул передо мной тяжелую парадную дверь, явно узнав меня, хотя, как мне казалось, за это время я сильно изменилась и повзрослела. Слуга с поклоном поприветствовал меня:
— Добро пожаловать, госпожа.
— Где мой сын? — быстро спросила я. — В детской?
— Да, — подтвердил он. — Я сейчас распоряжусь, так его мигом к вам приведут.
— Не надо, я сама к нему поднимусь.
Взлетев по лестнице, я ворвалась в детскую и увидела сына.
Он обедал. Для него по-настоящему накрыли на стол, дали ложку и нож и прислуживали, как и полагается прислуживать истинному графу. Когда я появилась, он повернул ко мне головку, но не узнал меня. У него были вьющиеся каштановые волосы, как и говорил Джаспер, а глаза чуть светлее, цвета ореховой скорлупы. Личико было все еще по-детски округлым, но сам он младенцем уже не выглядел; это был настоящий мальчик, маленький мальчик четырех лет от роду.
Генри слез со стула — для этого ему пришлось воспользоваться приставной лесенкой — и подошел ко мне. Вежливо поклонившись — Джаспер хорошо его воспитал! — он произнес:
— Добро пожаловать в замок Пембрук, мадам. — В его чистом высоком голосе чувствовался легкий валлийский акцент. — Я граф Ричмонд.
Я упала на колени, чтобы мое лицо оказалось вровень с его личиком. Мне безумно хотелось обнять его и прижать к себе, но я старалась не забывать, что для него я пока лишь незнакомка.
— Твой дядя Джаспер наверняка рассказывал обо мне, — начала я.
Лицо малыша вспыхнуло от радости.
— А он здесь? С ним ничего не случилось?
Я помотала головой.
— Нет, его, к сожалению, здесь нет. Но насколько мне известно, с ним все в порядке.
Губки у него задрожали. И я, испугавшись, что он сейчас разревется, протянула к нему руку, но он моментально выпрямился, его подбородок затвердел: он явно сдерживал слезы. Прикусив нижнюю губу, он задал новый вопрос:
— А дядя вернется?
— Конечно, вернется. И очень скоро.
Он кивнул, моргнул, и одна предательская слезинка все-таки скатилась у него по щеке.
— Меня зовут леди Маргарита, я твоя мама, — наконец представилась я. — И я собираюсь забрать тебя.
— Вы моя мама?
Мальчик был потрясен. Я попыталась улыбнуться, но у меня перехватило дыхание.
— Да. Почти две недели я добиралась сюда верхом. Мне нужно было убедиться, что тебе ничто не грозит.
— А мне ничто и не грозит, — важно заявил он. — Я просто жду, когда мой дядя Джаспер вернется домой. Так что я никак не могу поехать с вами. Он велел мне оставаться тут.
Дверь у меня за спиной приоткрылась, и в детскую неслышно ступил сэр Генри.
— Это мой муж, сэр Генри Стаффорд, — сообщила я своему маленькому сыну.
Малыш еще немного отступил от стола и церемонно поклонился — Джаспер просто отлично его обучил.
— Добро пожаловать в замок Пембрук, сэр.
Мой муж, тая улыбку, тоже учтиво поклонился и ответил:
— Благодарю вас, граф. — Потом быстро на меня взглянул, успел заметить слезы у меня в глазах и мое раскрасневшееся лицо и с легкой тревогой добавил: — У вас все в порядке?
Я лишь беспомощно махнула рукой, как бы говоря этим жестом: да, все в порядке, вот только мой сын обходится со мной так вежливо, будто я простая незнакомка. Единственный человек, которого он действительно хочет видеть, это Джаспер, но его теперь считают предателем, и он, возможно, будет вынужден всю жизнь пребывать в ссылке. Муж кивнул мне с таким видом, словно ему было достаточно одного взгляда на меня, чтобы все понять, и снова повернулся к мальчику.
— Мои люди проделали верхом весьма долгий путь из Англии в Уэльс, и кони у них отменные. Не желаете ли посмотреть на них в упряжи, пока их не отпустили пастись в поля?
— А сколько человек у вас в отряде? — моментально оживился Генри.
— Пятьдесят рыцарей, несколько слуг и разведчики.
Мальчик кивнул со знанием дела. Он родился в воюющей стране и был воспитан одним из блестящих полководцев, так что настоящий вооруженный отряд волновал его куда больше, чем какой-то там обед.
— Да, сэр, я бы с удовольствием на них посмотрел. Подождите, я только оденусь.
И он убежал в спальню. Нам было слышно, как он зовет горничную и требует подать самый лучший колет, поскольку он собирается инспектировать охрану своей матери.
А Генри с улыбкой сказал мне:
— Отличный мальчуган.
— Только он не признал меня! — Я с трудом сдерживала слезы, и они явственно звучали в моем дрожащем голосе. — Он понятия не имеет, кто я такая. Я совершенно для него чужая…
— И это естественно. Ничего, вскоре он во всем разберется, — попытался утешить меня супруг. — Он познакомится с тобой поближе, и ты еще успеешь стать ему настоящей матерью. Ему ведь всего четыре, ты пропустила только три года и вполне можешь наверстать упущенное. Кстати, воспитан он очень хорошо и довольно эрудирован для своего возраста.
— И все-таки он скорее сын Джаспера, чем мой, — ревниво заметила я.
Муж продел мою руку себе под локоть и произнес:
— А ты постарайся сделать его своим сыном. После того как он оценит моих всадников, покажи ему Артура, объясни, что это боевой конь его деда Оуэна Тюдора, а теперь на нем ездишь ты. Вот увидишь, ему захочется выяснить все подробности, и ты сможешь открыть ему немало интересного.
Пока моего сына готовили ко сну, я молча сидела в детской. Старшей была та же нянька, которую Джаспер назначил на эту должность сразу после рождения Генри; и все эти четыре года она заботилась о моем мальчике. Я испытывала жгучую ревность, наблюдая, как легко она находит с ним общий язык, как дружески с ним обращается, как, усадив к себе на колени, расстегивает на нем рубашку, как фамильярно щекочет, надевая на него ночную сорочку, как притворно сердится и бурчит, что он извивается, как севернский угорь. И маленький Генри тоже держался с ней восхитительно просто и совершенно свободно; впрочем, он то и дело вспоминал о моем присутствии и застенчиво мне улыбался — не забывал, что именно так полагается вести себя вежливому ребенку в присутствии незнакомого человека.
— Не желаете ли послушать, госпожа, как он молится перед сном? — предложила нянька, когда Генри отправился в спальню.
И я, кивнув, нехотя поплелась за ней, чувствуя себя гостьей в собственном доме. Мой сын стоял на коленях в изножье просторной кровати с балдахином и, молитвенно сложив ручки, вслух повторял «Отче наш» и другие вечерние молитвы. Нянька вручила мне молитвенник, переписанный весьма убого, и я прочла вслух все молитвы, которые полагалось прочесть за день, а также повторила вечернюю молитву и вскоре услышала его звонкое «Аминь». Затем Генри перекрестился, поднялся и направился к няньке за благословением. Она, сделав шаг в сторону, жестом указала на меня, его мать, и я заметила, как обиженно поползли вниз уголки его губ, однако он послушался, опустился передо мной на колени, и я положила руку ему на голову со словами: «Спаси и сохрани тебя Господь, сын мой». Затем он вскочил на ноги, хорошенько разбежался и, ловко запрыгнув на кровать, принялся скакать там до тех пор, пока нянька не поймала его, набросив на него простыню, и не заставила лечь, а затем привычно наклонилась и поцеловала его на ночь.
