— Королева ко всему имеет отношение! — Зачем, спрашивается, она меня раздражает?
— Ты пятая по счету королева. — Мое недовольство ее нисколько не трогает. — Честно говоря, кроме первой, никто этого имени не заслуживал.
— Тем не менее я — королева. Сегодня важно именно это.
— Королева дня, бабочка-однодневка… — Она расправляет подол ночной сорочки, тяжелый от многочисленных жемчужин. До чего же эффектный наряд! — Храни Господь ваше маленькое величество.
ДЖЕЙН БОЛЕЙН
Отландский дворец, 30 июля 1540 года
Король заполучил свою розу без шипов и отпускать не желает. Половина придворных осталась в Вестминстере, им даже не сообщили, что венчание состоялось. Здесь только приближенные короля, молодая жена, ее семья, несколько доверенных друзей и советников. И я в том числе.
Я снова выказала преданность, снова обрела доверие. Я опять при опочивальне королевы, на самом важном месте, мне можно доверять — я непременно предам. Была верным другом королеве Екатерине, королеве Анне, королеве Джейн и еще одной королеве Анне. Наблюдала, как их лишают монаршего благоволения, как они умирают, как отправляются в изгнание. Меня надо опасаться, словно чумы, чье заразное дыхание разносит теплый, нежный, не сильнее слабого дыхания, ветерок.
Но незачем думать о том, какова моя доля в бесчестье, позоре и смерти одной королевы задругой. Я только выполняю свой долг перед королем и семьей. Выполняю долг, но дорогой ценой: все потеряла — и любовь, и честь. Мой дорогой муж… но сейчас не время думать о Георге. Он бы был рад — девчонка из дома Говардов снова на английском троне, а рядом одна из Болейнов. Георг всегда отличался честолюбием, говорил — место при дворе, а особенно поближе к королю, стоит любой лжи. Он лучше всех понимал — приходит время, когда истинному придворному правда может обойтись слишком дорого.
Но и он бы глядел на теперешнего короля с изумлением. Как легко тот сделал шаг к власти почти неограниченной, а потом и абсолютной. Георгу с его недюжинным умом не трудно было бы сообразить, что монарх, не сдерживаемый никакой силой, превращается не в великого правителя (как мы все твердим), а в чудовище. Думаю, Георг перед смертью понял — король вышел за пределы дозволенного и вряд ли остановится на этом.
Королевские браки становятся удивительно похожи один на другой — сначала свадьба, а потом казни, расправы над теми, кто остался верен предыдущей жене. Смерть графа Хангерфорда и его безумного прорицателя положила конец слухам о колдовстве, графа обвинили в некрофилии и диких сексуальных извращениях. Пара-другая папистов ждут казни за участие в заговоре лорда Лиля, среди них и домашний учитель принцессы Марии. Она расстроилась, и не только из-за него, понятно — это предупреждение ей самой. Дружба с Анной Клевской ничем принцессе не помогла, она опять остается без защиты и покровительства. Паписты и те, кто с ними заодно, дрожат от страха. Принцессе Марии стоит поостеречься. Говарды снова у власти, во всем поддерживают короля, а он спешит избавиться от старых врагов, чтобы получше отпраздновать свадьбу с новой избранницей. Пора убить и тройку-другую лютеран, пусть поостерегутся и Анна Клевская, и те, кто надеялся, что она приведет короля к реформам. Пусть, преклоняя колени у кровати в вечерней молитве, Бога благодарит, что спаслась, хотя была на волосок от смерти. Королю угодно, чтобы она до конца своих дней жила в непрерывном страхе.
Я заметила, Екатерина встала на колени, но глаз не закрыла. Сложила вместе длинные белые пальчики, головку склонила, ровно так дышит, но думает совсем не о Боге. Вообще ни о чем она не думает, могу поклясться. В этой хорошенькой головке не удерживается ни одной мысли. Если она о чем и молится, так только о том, чтобы ее соболя оказались не хуже тех, что надевала на свадьбу королева Анна.
Конечно, она слишком юна, чтобы быть хорошей королевой. Слишком молода еще, ветер в голове, глупая девчонка. Ничего-то она не знает — ни как о бедных заботиться, ни как вести себя на приемах, ни как управлять огромным королевским хозяйством, не говоря уж о стране. Когда я вспоминаю, что этой королеве Екатерине присвоен титул регентши и правительницы всей Англии, мне хочется громко смеяться. Это дите не сможет командовать и парочкой ручных голубок. Но она премило ласкается к королю. Наш дядюшка герцог хорошо ее выдрессировал — послушание и учтивость превыше всего. А об остальном позабочусь я. Она очень миленько танцует перед королем, тихонько сидит рядом с ним, пока он разговаривает с государственными мужами, которые ей в дедушки годятся. Улыбается, когда он к ней обращается, и не корчит гримас, когда он щиплет ее за щечку или обнимает за талию. За обедом он так и норовит положить ей руку на грудь, она краснеет, но не отстраняется, хоть король лапает ее на глазах у всей честной компании. Она получила суровое воспитание, тяжелая рука герцогини всем известна, она с девчонками не церемонилась. А герцог небось ей топором и плахой пригрозил, если не будет повиноваться королю во всем — в мыслях, делах и словах. Сказать по правде, она премиленькая особа, в восторге от подарков короля, счастлива быть королевой. Радовать его глаз ей особого труда не составляет. Он слишком многого не требует. Ему не нужна жена образованная, исполненная величия и высокой морали, как королева Екатерина. И быстрый ум королевы Анны ему уже больше ни к чему. Теперь королю подавай гибкое юное тело и младенца в придачу.
Даже к лучшему, что не весь королевский двор в сборе. Ее семья, те, кому так выгоден этот брак, в случае чего готовы отвести глаза — не смотреть же на то, как он ее бесперечь тискает, как маленькая лапка теряется в огромной ручище, а заученная улыбка не сходит с уст, даже когда король спотыкается и подволакивает больную ногу. Кому охота разглядывать ее розовеющие щечки, когда он лезет к ней под юбку прямо за обеденным столом. Те, кому этот брак особенных выгод не принес, вряд ли получат удовольствие от того, что такую молоденькую девчонку отдали в лапы старику. Честно говоря, впечатление такое, будто над ней снасильничали.
Но к счастью, вокруг уже нет никого, кто способен говорить честно.
АННА
Ричмондский дворец, 6 августа 1540 года
Он собирается приехать сегодня. Вот уж не ждала. Вчера королевский слуга сообщил моему дворецкому, что король будет иметь удовольствие отобедать у меня. Расспросила немногих оставшихся со мной дам, какие новости при дворе. Одна знала — король в Отландском дворце, охотится в одиночестве, хочет позабыть об ужасной измене Томаса Кромвеля.
Одна из придворных дам предположила — король приезжает попросить прощения, попробовать меня вернуть.
— Думаете, это возможно? — удивилась я.
— А если он понял, что совершил ошибку? Зачем бы еще приезжать так скоро после расторжения брака? Зачем обедать с бывшей женой?
Выхожу в сад, голова гудит от мыслей. Невероятно, неужели он хочет снова быть со мной? Хотя, несомненно, если король передумал, он вернет меня так же легко, как прогнал.
