Король видеть меня не желает, словно я его обидела. Ужасно неприятно, ведь я столько времени была совершенно идеальной женой, месяца два по крайней мере. Не сказала ни слова поперек, хотя, видит Бог, поводы были. Знаю, он должен приходить ко мне в спальню, я же не возражаю, даже изображаю радость. Но разве обязательно оставаться на всю ночь? От него так воняет! Теперь это не просто запах гноя, он газы пускает, трубит, как герольд на турнире, смешно и отвратительно. Утром я настежь распахиваю окна, но вонь так легко не выветривается, одеяла и занавески надолго сохраняют запах. До чего же тяжело! Порой кажется — больше не выдержу.
Но я же не жалуюсь. И ему не на что пожаловаться. Почему же он не хочет меня видеть? Говорят, у него лихорадка, он ослаб. Не верится что-то, боюсь, я ему просто надоела. Наверно, собирается бросить меня. Скажет — я раньше была замужем, брак недействителен — и все. Агнесса и Маргарита уверяют — я никогда ему не надоем, он меня обожает, это каждому ясно. Их тут не было, когда он бросил королеву Анну. Это вышло так легко и гладко. Им не понять, как просто королю бросить очередную жену.
Каждое утро я посылаю узнать о его здоровье. Неизменный ответ — королю лучше. А вдруг он умирает? Вполне может быть, он ведь совсем старик. Что станется со мной после его смерти? Удастся сохранить наряды и драгоценности? Останусь я королевой? В конце обеда подзываю королевского любимчика Томаса Калпепера. Он сейчас же подходит к моему столу, такой вежливый, почтительный.
— Сядьте, мастер Калпепер, и скажите мне правду — как здоровье короля?
Он смотрит на меня честными голубыми глазами. До чего же хорош!
— Ваша милость, у короля лихорадка. Ничего серьезного, это не из-за старой раны. Не тревожьтесь понапрасну, не огорчайте короля. Он просто устал, вот его и лихорадит.
Он так добр, я даже расчувствовалась.
— Как же не волноваться? — немножко подпускаю слезу. — Я беспокоюсь за короля.
— Поверьте мне, тревожиться не о чем. Он будет на ногах через пару дней, обещаю.
— Но мое положение…
— Положение безвыходное. Лучше бы вам выйти за первого возлюбленного, чем лезть наверх. Загубили свою жизнь в угоду старику, который вам в дедушки годится.
Ничего себе! Услышать такое от Томаса Калпепера, известного придворного льстеца! От удивления я тоже заговорила откровенно:
— Мне некого винить, я сама хотела быть королевой.
— Пока не узнали, каково это.
— Ну да.
Помолчали. До меня вдруг доходит — на нас же смотрит весь двор. До чего же неловко получилось.
— Не стоит так говорить.
— Всегда к вашим услугам. Сейчас необходимо немедленно избавить вас от моего общества. Не будем давать повод для сплетен.
— Завтра в десять я буду гулять в саду. Можете составить мне компанию. В моем саду.
— В десять. — Он низко кланяется и возвращается к своему столу.
Как ни в чем не бывало поворачиваюсь к леди Маргарите.
— Приятный молодой человек, — говорит она с улыбкой. — Но никакого сравнения с вашим братом Карлом.
Нахожу глазами братца. Карл обедает в окружении друзей. Никогда не считала его красавцем, но ведь мы почти не встречались. Он воспитывался где-то далеко, а меня отец отправил к своей мачехе.
— Надо же! Неужели вам нравится Карл?
— Господи, нет! — Она заливается краской. — Всем известно, мне нельзя даже думать о мужчинах. Спросите кого угодно! Король не дозволяет.
— Нравится, нравится! Ну и скрытная вы особа, леди Маргарита. Вы влюблены в моего брата!
Она прячет лицо в ладони.
— Умоляю, никому ни слова!
— Ладно, не бойтесь. Он просил вашей руки?
Она робко кивает.
— Мы так любим друг друга! Поговорите о нас с королем? Он суров, но мы же любим друг друга.
Улыбаюсь брату через всю залу.
— Это же чудесно! — Как приятно покровительствовать племяннице короля. — Устроим вам великолепную свадьбу.
АННА
Ричмондский дворец, октябрь 1540 года
Получила дикое, сумасшедшее письмо от брата, оно и огорчило, и рассердило меня, даже не знаю, что больше. В совершенно неподобающих выражениях отзывается о короле, настаивает на законности брака, требует моего немедленного возвращения домой — или я ему больше не сестра. При этом — никаких советов, как мне отстоять свой брак, и никаких предложений о помощи, если решусь уехать. Похоже, о новой женитьбе короля он и не подозревает. Уверена, ставя меня перед таким выбором, он понимает: на самом деле выбора не осталось, братской любовью придется пожертвовать.
Невелика потеря! Не отвечал на письма, не заплатил послу, не смог представить достаточных доказательств отказа от лотарингской помолвки — он не был мне добрым братом. А теперь? Из-за этого письма герцог Норфолк и половина Тайного совета в ярости явились в Ричмонд. Конечно, письмо было вскрыто, едва брат выпустил его из рук, скопировано, переведено и прочитано еще до того, как попало ко мне. А сейчас они желают знать мое мнение — неужто ради сестры герцог Киевский подстрекает императора Священной Римской империи к войне против Англии и Генриха?
Как можно спокойнее объясняю: император Священной Римской империи не станет развязывать войну по указке моего брата. Добавляю решительно — я не просила брата затевать из-за меня войну.
Говорю медленно, обращаясь к герцогу Норфолку:
— Передайте королю — я не имею влияния на брата. Вильгельм следует своим желаниям, он не примет совета от сестры.
Герцог колеблется. Обращаюсь по-немецки к Ричарду Берду:
— Пожалуйста, напомните его светлости: имей я влияние на брата, смогла бы получить документ о расторжении лотарингской помолвки.
Он переводит, глаза герцога вспыхивают недобрым огнем.
— Она не была расторгнута.
Киваю:
— Я забыла.
— Вы не имеете влияния на брата, — признает герцог с холодной улыбкой.
Снова обращаюсь к Ричарду Берду:
— Пожалуйста, передайте его светлости, это письмо лишь подтверждает, что я глубоко почитаю короля, а брат так мало заботится обо мне, что угрожает полным разрывом с семьей.
Ричард Берд переводит, улыбка герцога немного теплеет.
— Его мысли и поступки, гнев и угрозы — все это от меня не зависит.
Хоть они и члены королевского совета, но, слава богу, не разделяют неразумных страхов короля, не видят заговоров там, где их нет, — конечно, если им это невыгодно. А чтобы избавиться от врага вроде Томаса Кромвеля или соперника вроде несчастного лорда Лиля, даже преувеличат опасения короля, убедят в их реальности. Генрих вечно в тревоге — то один тайный умысел, то другой, а совет играет на этих страхах, как музыкант на лютне. Я им не соперница, никакой угрозы не представляю — зачем же настраивать короля против меня? Хрупкий мир между мной и королем не будет нарушен из-за неосмотрительных слов брата. Интересно, приходило ли ему в голову, какой опасности я подвергаюсь из-за этого письма? Хуже того, уж не нарочно ли он написал такое письмо?
