Одушевленный прекрасно чувствовал себя на коньках и сперва уехал далеко вперед, затем вернулся. Порой ему становилось скучно, и он начинал нарезать вокруг нас круги к вящему восторгу мальчишки.
Мы постарались как можно скорее пересечь открытое пространство и достичь противоположного берега — немного холмистого, как раз такого, чтобы хоть как-то защитить нас от ветра. К Черному камню — мрачному растрескавшемуся от времени утесу, стоявшему в окружении искривленных сосен, мы добрались за два часа до сумерек. К этому моменту Эрик уже настолько устал, что уснул, обхватив шею Пугала.
Гера выдохнула облачко пара, обернувшись ко мне:
— Если Тим прав, там должен быть охотничий домик. Остановимся на ночевку?
— Да. Я пойду проверю.
— Спасибо.
Отстегнув коньки, я ступил на берег, начав подниматься в горку по глубокому снегу. Жилище располагалось под соснами, шагах в двухстах от озера, скрытое от посторонних глаз высокими плоскими камнями.
Сосновый сруб, потемневший от времени, со скошенной крышей и невысоким, в три ступени, крыльцом. Два небольших окошка, крепкая дверь, подпертая деревянным бруском. Я убрал его, вошел внутрь. Здесь было так же холодно, как на улице, темно, пыльно, пахло несвежим сеном и мышами.
Убедившись, что дом пуст, я вернулся к озеру. Гертруда, щурясь, смотрела куда-то на восток.
— Тим был прав. Можем остановиться. Все в порядке?
— Не знаю, — с тревогой произнесла она. — Меня смущают облака.
— Чем же?
По мне, ползущие на горизонте легкие тучки ничем странным не отличались.
— Одно из них двигалось против ветра. Мне это не нравится.
— Считаешь, ищут нас?
— Да. Оно сейчас там, где нас высадил колдун. Это вряд ли случайность. — Она протянула мне свою рапиру и сумку. — Бери Эрика и иди в дом. Я скрою следы.
Мальчишка все так же спал и доехал до места нашей ночевки на Пугале. Только возле крыльца одушевленный снял его и протянул мне. Я внес Эрика в дом, уложил на широкую деревянную лежанку. Ребенок лишь перевернулся на другой бок, даже не думая просыпаться.
Ни дров, ни хвороста не было, но я не успел решить эту проблему, как Гертруда вернулась.
Она закрыла дверь, провела по доскам ногтем, рисуя какой-то символ, а затем посмотрела на очаг, и в нем взметнулось пламя.
— Сегодня обойдемся без поиска дров.
— Разумно ли это? Ты ослабнешь за ночь.
— Это простое колдовство. Оно практически не ест сил. Не хочу, чтобы ты сильно наследил вокруг избушки. Да и дым нас выдаст. Все будет хорошо, не волнуйся. — Она подошла к Эрику, потрогала его лоб. — Совсем умаялся за день, бедняга.
Через полчаса в помещении стало теплее, и я скинул куртку. Пугало расположилось возле двери. Оно вытянуло костлявые ноги, перекрыв выход и наблюдая за тем, как мы обустраиваемся. С наступлением ночи появился и Проповедник. Этот, в отличие от одушевленного, тут же подобрался поближе к огню.
— Они вывернули наизнанку город, — буркнул он нам. — Куча солдат и пять или шесть законников. Все искали его.
Последовал кивок в сторону спящего.
— Тебя они допрашивали? — Гертруда доставала из своей сумки еду — холодная грудинка, половинка хлеба и несколько сладких фиников.
— Я не стал показываться им на глаза. Ну… чтобы случайно не привести их к вам.
— Рада, что ты посмотрел и получил урок.
[24]
Он скривился:
— Вот только не надо трогать святые книги. Вы ходите по лезвию и вот-вот поскользнетесь. Если вас поймают, то вздернут.
— Значит, надо постараться, чтобы этого не случилось. Будем будить Эрика?
Я подумал над ее вопросом:
— Он не ел с самого утра. Давай попробуем.
Будущий страж сонно сел, зевнул. Гера сунула ему в руку хлеб с грудинкой. Мальчишка, все так же клюя носом, сжевал ужин и вновь улегся, а я укрыл его своей курткой.
— Вы выглядите как-то иначе, — пробормотал он. — Почему?
Он был прав. Волосы у Гертруды уже не были такими темными, лицо тоже стало гораздо сильнее походить на то, которое я всегда помнил. Магия личины постепенно ослабевала.
— Завтра расскажу. Спи.
— Это волшебство? — не унимался тот.
— Да. Волшебство.
— Здорово. А я вправду могу стать стражем?
— Правда сможешь. Спи.
— Госпожа Гертруда…
— Да?
— А вы не отдадите меня Ордену?
Она хмыкнула, словно услышала какую-то глупость.
— Не отдам.
Эрик приподнялся на локте, серьезно посмотрел на нее.
— Слово колдуньи?
Ее лицо дрогнуло, но ответила она ровно:
— Слово колдуньи, Эрик. Пока я жива, Орден тебя не получит. Клянусь. А теперь спи.
Мальчишка счастливо вздохнул и наконец-то успокоился. А через несколько минут по его дыханию я понял, что он уснул.
— Людвиг, не подашь свою сумку? — попросила Гертруда. — Мне нужны мои зелья. Спасибо.
Она начала поиск, но внезапно остановилась, нахмурилась и быстро посмотрела на меня. Но тут же отвела взгляд.
— Что такое? — удивился я.
— Нет. Ничего.
— Гера, — вкрадчиво произнес я, — мы знакомы не первый год. Что ты там нашла?
Она вздохнула и вытащила из сумки браслет из дымчатых раухтопазов.
— Откуда это у тебя?
— Узнала.
— Узнала. Откуда?
Я помедлил, затем неохотно произнес:
— Были рядом с… костями Ганса. Я решил, что это что-то значит.
— У Ганса? — Моя колдунья недоверчиво нахмурилась. — Это странно. Как вообще браслет оказался у него?
— Я тоже хотел бы это знать.
Она убрала находку в сумку, спросила с некоторой досадой:
— Если бы я не нашла, ты бы мне не сказал, да?
— Это хоть что-нибудь изменило бы? Ты увидела его, и вопросов только добавилось.
— Она им очень дорожила, но отдала Гансу.
— Да кто эта она? — не выдержал Проповедник. — Людвиг словно воды в рот набрал.
— Тебе-то уж точно знать не нужно.
— Пф! Ну и не надо! Меня больше заботит бедный ребенок, — печально произнес Проповедник. — Какими же сволочами надо быть, чтобы украсть его у родителей? Думаете, сможете довезти его до Арденау?
