Львенок, склонившись над маленьким трупом, мрачно заметил:
— Сперва его задушили, потом забрали кровь.
— И написали ею какую-то дрянь. — Я указал на церковную стену, где были выведены корявые знаки. — Ты явно в курсе, что здесь произошло, парень.
Студент кивнул:
— Читал о таком. Называется темное осквернение. Некрещеный младенец, убитый на могиле праведника, и правильные слова могут, — он задохнулся, так как ледяной порыв ветра кинул ему в лицо снегом, — могут снять святость с земли и строений, что на ней находятся. В том числе и церкви. На шесть ярдов вверх.
— На шесть ярдов вверх, — эхом повторил я. — Как раз до висящего над алтарем распятия. Есть предложения, кто на такое способен?
— Колдун или ведьма. С хорошим опытом, большими знаниями и огромной силой. Я читал об осквернениях церквей, которые происходили в далеком прошлом. Такого очень давно не случалось.
Львенок отвернулся от трупика:
— Землю вновь можно освятить. Для этого требуется священник.
— Если ты намекаешь на Проповедника — он не справится с такой задачей. Здесь использовали кровь. Магия крови?
Мы обратились за ответом к студенту, но тот отрицательно покачал головой.
— В книгах не рассказывались детали, господа стражи. Постойте! Вы что, намекаете на велефа? Это невозможно. Их давно уже не существует!
Да. Такого несуществующего я встретил меньше года назад. А там, где живет одно чудовище, вполне может завестись и другое.
— Это просто опытный колдун, а не миф. — Студент смахнул с бровей снежинки. — И перед нами его дьявольская козня под Рождество.
— Зло ради зла? Не думаю, — не согласился с ним Львенок. — Тот, кто провернул такое, не идиот и должен понимать, что, когда буран закончится, о произошедшем узнает инквизиция. Они не успокоятся, пока не поймают его. А уж поверь, ваше высокопреосвященство, Псы Господни умеют находить еретиков.
— Это кто-то, кто не присутствовал на службе, — предположил я. — Потому что он знал — тот, кто вырвется, станет убивать всех без разбору.
— Значит, мы говорим о тех, кто выжил. — Львенок кивнул на студента. — О нем, например.
— Эй! Эй! — возмутился тот. — Я был с вами, когда это случилось! Помните?!
— Ребенка можно было убить и раньше.
— Притуши паранойю, Вильгельм, — попросил я. — Выживших может быть не один десяток. Не только он.
Львенок, как видно, вспомнил старуху, визжащего трактирщика и пронесшегося по улице всадника и примирительно улыбнулся хмурому студенту.
В ночи вновь раздался рык, теперь уже гораздо ближе, чем в прошлый раз.
— Ваше высокопреосвященство, лучше возвращайся на постоялый двор, — посоветовал Львенок. — Там безопаснее, чем на проклятой земле.
Студент сглотнул, как видно думая о том, что в одиночку придется пробираться по пустой улице. Страж протянул ему взятое в церкви распятие.
— Выбросьте, — посоветовал молодой человек. — В нем больше нет силы. У меня есть нательный крест, он хотя бы свят.
— Если бы не погода, я бы предложил покинуть город, — глядя вслед уходящему, произнес Вильгельм. — Но так как мы тут застряли, и в аду пусто, а все черти здесь, предлагаю дойти до продуктовой лавки. Нам потребуется соль. Много соли.
Как назло, лавка располагалась на другом конце города, там, куда вели следы больших раздвоенных копыт.
Будь здесь Гертруда или еще кто-то из более разумных стражей, и, возможно, они бы смогли убедить меня не лезть вперед. Развернуться и уйти. Но не Львенок. Мы два сапога пара. Два дурака, которые ищут неприятностей на свои дурные головы. В этом мы с ним совершенно одинаковые. И поэтому пошли по следам.
— Город не совсем опустел. — Вильгельм, как и я, заметил силуэт, мелькнувший на фоне освещенного окна. — Проверим?
— Нет. Мы не можем ходить по всем домам и расспрашивать выживших. Берем соль, идем к постоялому двору и держим оборону до утра.
— А утром что, дьявольские твари нам не помеха?
Я хмуро усмехнулся и ответил:
— Я просто надеюсь, к этому времени снегопад закончится.
Лавка была закрыта тяжелыми ставнями, на которых висели крепкие замки. Львенок выругался, полез в карман и извлек отмычки.
— Только не говори, что ты подрабатываешь грабежом.
— Я? Ну нет. Выиграл их в карты пару недель назад. Вот и пригодились.
Он рано радовался, так как из этой затеи ничего путного не вышло.
— Взломщик из тебя никакой, — сказал я.
— Ну да… — разочарованно протянул тот. — Это же не ключи. Ими надо уметь пользоваться.
Он внезапно замер и прислушался. Из снежной пелены вылетело огромное черное облако, с громким галдежом пронеслось по улице и скрылось в небе.
— Воробьи.
— И галки. — Он поднял воротник. — Предвестники адских созданий. К черту соль. Возвращаемся.
— Нет, — возразил я. — У нас нет никакого оружия. Ни освященной земли, ни воды, ни приличных размеров креста. Даже клирик отсутствует. Нужна соль.
— На перекрестке я видел несколько рябин. Вроде говорят, что адские создания…
— Львенок, — остановил я его, — я не готов поставить на кон свою жизнь, доверившись рассказам болтунов. Рябина может отпугнуть некоторых иных существ, но не адских выходцев. Попробуем войти с заднего двора.
Как я и надеялся — нам повезло. Окна здесь не были закрыты ставнями, и Львенок, разбив стекло, залез внутрь, а затем отпер мне дверь.
Он зажег стоявший в прихожей фонарь, сказав мне:
— Наверху жилое помещение, но там никого. Лавка прямо.
Соль мы нашли после того, как перерыли все шкафы, предположив, что в подполе ее нет, так как там она отсыреет.
— Наконец-то, — сказал я, рассматривая тридцатифунтовые холщовые мешки. — Шесть штук. По три на каждого. Этого хватит, чтобы даже Сатану прогнать обратно.
— Евле нашанковать ево, — с набитым ртом отозвался Львенок и, прожевав, ответил на мой неодобрительный взгляд, взмахнув огрызком сырокопченой колбасы: — Что?! Если у нас тут локальное представительство ада, это не значит, что я должен быть голодным. Сочельник уже начался, а значит, посту можно сказать прости-проща…
Рев раздался прямо за стеной, и я, быстро распахнув шторку фонаря, затушил пламя. Комната погрузилась во мрак. Тяжелые шаги, медленные и какие-то неуверенные, хриплое дыхание большого зверя. Он дышал и за себя, и за нас, потому что лично я сидел тихо, точно мышка, боясь стуком своего сердца привлечь к нам совершенно ненужное внимание. Вильгельм тоже сохранял неподвижность. Мы напряженно вслушивались в то, что сейчас происходит на улице, дав нашему воображению вволю разгуляться.
