Большаков сел в удобное кресло и показал на другое кресло
Караеву. Включил радиоприемник, стоявший на столике рядом с ними, и усмехнулся.
— Мы до сих пор считаем, что лучшая защита — это просто
громкий звук радио или магнитофона, заглушающий наш разговор, — пояснил
Иван Сергеевич, — я слышал о том, что суд над Карташовым закончился.
— Да. Он получил четырнадцать лет.
— Вы считаете, много?
— Не знаю. Я об этом не думал. Я считаю, что он получил
по «заслугам», если иметь в виду его предательство. Раньше таких расстреливали,
это я хорошо помню.
— Да, — кивнул Большаков, — и я всегда считал,
что это правильно. Раньше была холодная война, которая по ожесточению, накалу
страстей, масштабу и концентрации задействованных в ней сил была ничуть не
менее массовой, чем Вторая мировая война. Фактически она шла по всему миру с
переменным успехом. В конце семидесятых мы даже подозревали, что постепенно
берем верх, после нефтяного кризиса, когда цены на нефть взлетели до небес.
— А потом они упали и с ней рухнула и советская
экономика? — невесело продолжил Караев.
— Не совсем так. Мы провели доскональный анализ
ситуации середины восьмидесятых. Это еще один миф, который был навязан нашей
стране извне. Американцы не могли объяснить столь быстрой сдачи наших позиций и
такого оглушительного обвала социалистической системы Восточной Европы. Поэтому
был запущен миф о том, что советская экономика проиграла соревнование с
капитализмом, надорвалась на гонке вооружений и отставала от американской на
целую вечность.
На самом деле все это неправда. Мы были второй экономикой в
мире, опережая даже западных немцев и японцев. Диспропорции были, безусловно,
но они были не настолько катастрофическими. Очень неплохо развивалась экономика
стран Варшавского договора. Особенно в ГДР, Чехословакии, Венгрии. Но как
только мы начали сдавать позиции в Восточной Европе, все режимы тут же
посыпались. Не из-за своих экономических показателей, а из-за того, что в этих
странах просто отстранили от власти правящие партии, которые становились
стержнем государственной системы в тех условиях. Что было потом, вы знаете. Мы
сдали все, а потом развалили и собственную страну. Не из-за того, что Эстония
развивалась лучше Туркмении или в Литве жили лучше, чем в А??ербайджане. Это еще
нужно посмотреть, где сейчас лучше жить. И где больше доходы. В богатых
ресурсами Туркмении и Азербайджане или в не имеющих почти ничего Эстонии и
Литве, но это к слову… Мы все виноваты в том, что произошло. Все, без
исключения. Мы проиграли третью мировую войну только потому, что сами сдали
свои позиции. И свою страну. Наш бывший лидер поступил как советовал Оруэлл: «Лучший
способ быстро закончить войну — это признать свое поражение».
Караев молчал.
— Вы слышали о таком летчике, как Беленко? — вдруг
спросил Большаков.
— Конечно, слышал, — кивнул Караев, — был
такой нашумевший случай. Я был тогда молодым офицером. Ровно тридцать лет назад
Виктор Беленко перелетел на своем новеньком самолете в Японию. Скандал был
оглушительным.
— Я тогда работал на Дальнем Востоке, — сообщил
Большаков, — Беленко служил в пятьсот тридцатом истребительном авиационном
полку. Он взлетел с аэропорта «Соколовка», который находился примерно в
двухстах километрах от Владивостока. И перелетел к японцам на своем двадцать
пятом «МиГе». Моего руководителя сняли с работы, хотя он был менее всего
виноват в том, что произошло. Японцы и американцы разобрали тогда наш новый
самолет буквально по винтику. Беленко срочно вывезли в Америку, где его начали
прятать по особой программе «защиты свидетелей». Его предательство нанесло
очень большой удар по нашей обороне, пришлось менять всю систему «свой-чужой»
на всех самолетах страны. Не говоря уже о том, что этот самолет был самым
технически оснащенным на тот момент нашим истребителем.
Большаков помолчал и затем продолжил.
— Конечно, мы искали Беленко в Америке. Но американцы
запустили дезинформацию, что он погиб в автомобильной катастрофе. И наши
успокоились. Потом начались события начала девяностых и о Беленко, казалось,
забыли. Но в девяносто седьмом он дал пространное интервью японской газете
«Хоккайдо симбун». Знаете, что заявил этот предатель? В девяносто пятом году он
даже приезжал в Россию. Можете себе представить, что с нами было, когда мы об
этом узнали. Вот такая громкая пощечина нам всем.
Он снова замолчал. Караев терпеливо ждал, не понимая, почему
Большаков вспомнил о Беленко.
— Мы его все равно найдем, — негромко, но уверенно
сказал Большаков, — найдем и накажем. А вам я рассказал эту историю только
потому, что вы о ней наверняка слышали. Но таких историй было несколько…
— Не сомневаюсь, — кивнул Караев. — Вы
хотите, чтобы я занялся этим делом?
— Нет. Это не ваш профиль, полковник. Им будут
заниматься совсем другие люди. Я позвал вас совсем по другому делу. В
восемьдесят четвертом году, когда наши отношения с Америкой накалились
буквально до предела и Рейган объявил нас «империей зла», к западным немцам
ушел майор Йозас Минкявичус, сотрудник нашей резидентуры в Германии. Он работал
на связи нашей разведки с восточными немцами. Можете себе представить, скольких
он выдал?
Большаков тяжело вздохнул и продолжил:
— Один застрелился, двоим дали по двадцать лет тюрьмы.
Нескольких обменяли на западных агентов. Тогда Минкявичус был заочно судим и
приговорен советским судом к расстрелу. — Большаков нахмурился. Затем
отрывисто сказал: — Тот, кто застрелился, был моим личным другом. Чтобы не
подставлять свою семью — жену и троих детей, живущих в Западной Германии, он
принял такое решение. Они до сих пор живут там. Минкявичус прятался на Западе
до девяносто первого года, а после того как Литва стала самостоятельным
государством, объявился сначала в Германии, затем в Польше. В девяносто
четвертом он приехал впервые в Литву, затем еще несколько раз. В настоящее
время он уже восемь лет как живет во Флоренции. Открыл небольшой магазин,
торгует антиквариатом. Он всегда был в душе торгашом, а не разведчиком.
Караев подумал, что подобных совпадений не бывает. Он
услышал название города, в котором жил Минкявичус, и понял, что его выбрали не
случайно.
— Я думаю, что вы уже все правильно поняли, —
продолжал Большаков, — Минкявичус живет во Флоренции и находится под
негласным контролем итальянских спецслужб. Мы не можем послать туда никого из
наших людей. Во Флоренции чужой человек сразу обратит на себя внимание. Но у
нас есть женщина, которая была с ним лично знакома, когда проживала во
Флоренции и ее супруг работал консультантом в галерее Уффици. Вы догадываетесь,
о ком я говорю?
— Откуда вы узнали, что Элина с ним знакома? —
мрачно спросил Караев.
Большаков протянул руку и взял со стола, находившегося
справа от него, пачку фотографий. На них была Элина с мужем. Среди друзей,
окружавших эту семейную пару, был и Минкявичус, обведенный красным кружком.
Караев просмотрел фотографии и, не сказав ни слова, вернул их Большакову. Тот
бросил фотографии на столик.
