Петр подобрал под себя одеяло, пододвинул поближе меч, исчерпав таким образом весь запас удобств, которые можно было получить в теперешней ситуации, и закрыл глаза. Он пытался хоть немного отдохнуть без воспоминаний о белом облаке…
Он смог увидеть ее лицо, стоило ему только закрыть глаза. Это было лицо молодой девушки, очень бледное и безнадежно несчастное. У нее были красивые длинные волосы, маленький подбородок и огромные глаза, которые смотрели на него и с тоской, и с гневом…
Он подумал, что во всем происходящем с его стороны не было никакой ошибки, и ему было трудно даже вообразить, чем он мог так провиниться, хотя и признался, продолжая рассуждать сам с собой, что, разумеется, грехи у него были. Это заговорила его внутренняя совесть, которая слегка освежила его память против всякого на то желания. Он вспомнил не об одной дюжине шальных проделок, в которых принимал участие в Воджводе. Но его подсознание мгновенно поправило его, заставляя вспомнить о сущности ее натуры, и его тут же охватило чувство протеста: он не причинил ей никакого вреда, а она упорно продолжала преследовать его.
Она едва ли была старше Саши. А ведь он вряд ли согласился бы представить Сашу той компании, где обычно сам проводил время, или посвятить Сашу во многие вещи, которые представляли для него личный интерес. Он не мог отчетливо выразить причины такого отношения, за исключением, может быть, того, что это привело бы в смущение их обоих. Она была так молода и так похожа на Сашу, что он воспринимал ее облик не иначе, как выражение оскорбленной невинности, а поэтому преследование с ее стороны казалось ему гораздо менее опасным, нежели мстительное недоверие подлеца или негодяя.
Но он по-прежнему считал, что у нее не было причин преследовать его. Ведь он не совершил никакого греха, повторяя ошибки собственного отца: тот не оставил ему иного, положительного примера.
Она парила в воздухе совсем близко от него, словно была влюблена, как ему порой казалось, что было слишком для молодой девушки, с которой он не собирался разделять постель.
Он делал отчаянные попытки вырваться из этого ужасного сна, который в этом смысле становился просто невыносимым для него…
Вдруг он почувствовал чье-то прикосновение к своей руке и тут же пришел в себя. Он увидел, что лежит прямо против тлеющего очага, все еще излучавшего тепло, но несмотря на это принялся яростно вытирать свое лицо и шею.
Но там он не обнаружил никакой воды. Тогда он сел посреди одеял, в полутемной комнате, освещаемой мерцающим заревом тлеющих углей, и понял, что за руку его держал всего-навсего Саша, а холодная вода, стекающая по его шее, была реальностью лишь в его ощущениях.
— С тобой все хорошо? — прошептал Саша.
Петр перевел дыханье, откинулся на теплые камни и бросил взгляд в сторону кровати старика. Ему все еще казалось, его окружает ледяная вода.
— Черт бы побрал такую удачу, — прошептал он, глядя на Сашу и пожимая плечами. Поеживаясь, он обернул старое, но сухое одеяло вокруг своей шеи. — Мне довелось ухаживать за многими женщинами, но самой преданной из них оказалась мертвая девица.
Сашины пальцы вновь осторожно сжали его руку.
— Может быть, ты хочешь, чтобы я разбудил старика?
— Нет, нет. Ведь это же был всего лишь сон, и он уже прошел вместе с этой дрожью.
Саша продолжал сидеть неподвижно. Петр поглубже завернулся в одеяла и обхватил себя для верности руками. Только через какое-то время он осознал, что Саша давно уже сидел рядом с ним.
Он был очень рад этому. Уж если ему суждено поверить в русалку, подумал он, то морально он имел право поверить Саше Мисарову, именно Саше, подумал он, а не Ууламетсу.
Он подумал и о том, что вряд ли ему сможет помочь его меч, но, тем не менее, придвинул его поближе к себе, на случай тех немногих ситуаций, которые он действительно понимал.
11
Саша проснулся с тревожным чувством и услышал как потрескивают деревянные части дома, услышал слабые звуки, издаваемые спящим Петром, которого он разглядел в слабых отблесках тлеющих углей, и который явно испытывал страдания.
Он хотел понять, что именно разбудило его, как неожиданно его сердце замерло, когда он увидел, как что-то черное скользнуло под стол через всю комнату. Это могла быть обманом тусклого освещения: именно это и удержало его, чтобы немедленно разбудить Петра. В следующий момент под этим столом оказалась пара маленьких поблескивающих глаз, глаз, которые неподвижно остановились на нем, удерживая на месте, так что он боялся даже вздохнуть.
Саша отметил про себя, что Петр пошевелился, но просыпаться не стал. Что-то с дребезгом ударило в ставень, наверное ветер.
Но вот черная тень вновь метнулась по полу и укрылась в темноте, так что Саша остался в недоумении, видел ли он вообще что-нибудь. Он все еще боялся пошевельнуться.
Затем он услышал треск у второго ставня, который был расположен в конце дома.
Петр глубоко вздохнул, а Саша положил ладонь ему на плечо и слегка встряхнул его, но Петр так и не проснулся. Саша же, с одной стороны, был бы рад разбудить его, а с другой — нет, из-за боязни, что Петр может выкинуть какую-нибудь глупость, а шум, обязательно возникающий в таких случаях, может плохо подействовать на то, что находилось под столом, или на то, что находилось за окном, хотя и не знал доподлинно, каковы были истинные законы неестественного, окружавшего его. Поэтому он не мог ни на что решиться, даже тогда, когда услышал, как заскрипели доски на крыльце. Так он и сидел, как дурак. С одной стороны от него был Петр, по другую в своей кровати — Ууламетс, и оба беспокойно ворочались во сне.
Неожиданно Ууламетс проснулся и сел в кровати, что немного обрадовало Сашу, но с другой стороны заставило его сердце перевернуться от страха, потому что все происходившее было самой настоящей реальностью. Как только Ууламетс спустил ноги, сашино горло сжалось от попытки предупредить его, однако то, что находилось под кроватью не причинило ему вреда: вместо этого оно выбралось оттуда и с помощью лап, похожих на человеческие руки, забралось на кровать. Ууламетс же встал, сделал несколько шагов босыми ногами по полу, а затем остановился, оглядываясь и прислушиваясь к полной тишине в доме.
— Там что-то есть, — прошептал Саша, и Ууламетс резко взглянул в его сторону. — На крыльце.
Ууламетс подошел к столу и, казалось, еще некоторое время прислушивался.
— Это плохо, — сказал он наконец. — Это совсем плохо. — Старик взял мешок и начал наполнять его чем-то сухим и коричневатым на вид. Саша подумал, что это наверняка был мох. — Дважды за одну ночь. Она становится слишком настойчивой. Или здесь дело в чем-то еще.
Неожиданно вдоль пола скользнуло существо, оккупировавшее до этого кровать.
— Что… — начал было Саша и затаил дыхание в тот самый момент, когда «оно» коснулось ног Ууламетса и начало карабкаться вверх по ножке стола. В конце концов существо забралось на стол и уселось там, маленькие черные глазки поблескивали всякий раз когда оно поглядывало на тлеющие угли. У этого странного существа была гладкая мордочка, черный, похожий на кошачий, нос, а рот и челюсти имели явно человеческие формы, и все оно напоминало большой сбитый из пыли черный шар, усеянный в беспорядке торчащей шерстью, как раз такой, какой может выгрести метла из-под домашней мебели.
