— Не смей…
—… делать это, — тихонько сказал Петр, все еще подшучивая над ним.
— Извини, но я очень боюсь.
— А ты находчивый малый, — сказал Петр. — Лучше бы ты почаще думал о своих ногах.
Старик взял протянутую ему чашку трясущимися руками, которые сейчас стали намного сильнее, когда он отогрелся около очага, где пылал сильный огонь, и распространившееся по всему дому тепло постепенно разогнало холод. Саша наполнил еще одну чашку и протянул ее Петру, который, несмотря на тепло, не раздеваясь уселся около самого огня. Он покашливал и выглядел изнуренным: сил у старика было недостаточно, и Петр почти весь путь до дома помогал ему идти.
Пока они шли, старик так и не произнес ни слова. Только один раз, когда Петр поскользнулся на покрытом старыми листьями склоне и упал, старик коротко бросил ему:
— Дурак.
Он даже попытался ударить Петра кулаком. Петр же, сидя на земле прямо под дождем, едва переводил дыхание, но все же ответил ему:
— Старик, ты можешь ползти домой прямо отсюда, хотя я и взялся заботиться о тебе.
На этот раз в словах Петра не было обычного шутливого тона.
Но Ууламетс видимо потерял рассудок после происшествия у реки, а Петр был очень сильно утомлен, пока помогал ему в дороге. Но когда Саша попытался помочь старику таким же образом, как это делал Петр, тот поднялся со своего места и, грубовато оттолкнув мальчика в сторону, вновь повел Ууламетса к дому…
Саша заварил себе крепкий чай, разбавил его водкой с медом и уселся со своей чашкой около огня.
Дворовик же так и не вернулся. Малыш, кажется так его называл старик, куда-то убежал в самый последний момент, и Саша не смог догадаться, куда именно.
— Ты так и не видел Малыша? — тихо спросил Саша Петра.
— У меня нет никакого желания видеть его, — сказал Петр, шмыгая носом. Неожиданно он громко чихнул. — Черт возьми! Если бы дедушка мог пожелать да прогнать отсюда весь этот холод…
— Если бы ты сделал так, как тебе говорили… — заметил Ууламетс с неожиданной яростью, так что даже пролил чай на свое одеяло. — Черт бы побрал твою помощь!
— Что это случилось с ним? — с раздражением спросил Петр. — Что, собственно, я сказал? Ведь я едва не утонул с этой его бутылкой, черт побери. А я еще тащил этого скулящего старика под проливным дождем…
— Петр, — умоляюще заговорил Саша и протянул в его сторону руку, чтобы этот жест усилил его просьбу. — Именно сейчас… не надо. Оставь его, оставь.
— Тебе нельзя поручить даже самого простого дела, — продолжал бормотать себе под нос старик. — Ведь ты не веришь ни во что, верно? Ты не поверил даже простому приказу: оставаться по ту сторону холма, там, где ты был.
— Учитель Ууламетс, — сказал Саша. — Это я первым перешел через холм. Что-то произошло, я почувствовал это, а потом мы это и увидели. Только тогда мы спустились к вам.
Ууламетс вытер рот. Сейчас он выглядел очень старым и очень неуверенным.
— Это должно было получиться, — упрямо повторил он.
Петр покачал головой.
— Что ты понимаешь? — резко спросил его Ууламетс. — Ведь ты виноват. Ты только все испортил. Ведь если бы ты хоть немного задумался над этим делом и приложил к нему каплю своего разума, вместо того, чтобы насмехаться над всем каждую минуту… я бы вернул свою дочь. А теперь она исчезла, ты понимаешь это? Я до сих пор не пойму, что же произошло там в конце концов. Все разлетелось на куски, а она исчезла. Что ты можешь сказать об этом? Тебе хотя бы интересно слушать, что я говорю? Да приходилось ли тебе когда-нибудь беспокоиться о чем-то?
Саша приготовился к тому, что сейчас последует очередная вспышка со стороны Петра, но тот лишь только в очередной раз покачал головой.
— Что это значит? — спросил старик.
— Ничего. Это ничего не означает. — В комнате ощущалась опасность. Саша изо всех сил старался посылать желания, предвещающие только мир, в то время как Ууламетс сердито взглянул на него, и под этим взглядом мальчик застыл, как на морозе, парализованный мыслью о том, что Ууламетс именно в этот момент уже прочитал его мысли, и о том, что он посылал свои желания на протяжении всего рискованного мероприятия, в которое вовлек их старик, хотя и пытался делать это очень осмотрительно и благоразумно.
— Что ты так смотришь на него? — спросил Петр. — Что он сделал?
— Интересно бы узнать, — сказал Ууламетс, поднялся и, ухватив мальчика за плечо, устрашающе взглянул на него. — Ты слишком преуспел за эти последние два дня, парень, слишком преуспел…
— Оставь его, — сказал Петр, но Ууламетс и не думал разжимать руку, а Саша чувствовал как с каждым мгновеньем леденящий холод, охвативший его, становился все сильнее и сильнее.
— Ведь у тебя есть определенные способности, — продолжал старик. — Мы оба знаем об этом.
— Я никогда не желал кому-нибудь вреда!
— Но ты все время печешься о собственной безопасности и о безопасности своего приятеля. Но какой ценой? Разве ты хоть раз задумывался над этим?
— Не забывайте, что и о вашей тоже, — сказал Саша. — И еще о том, чтобы вы нашли свою дочь, и чтобы вообще все шло хорошо. Ведь если что-то одно получилось, то отчего бы не получиться и другому? Разве может что-то получиться лишь наполовину?
Губы старика вытянулись в одну тонкую линию и мелко дрожали, а пальцы крепко впивались в сашино плечо.
Мальчик подумал, что совершил явную ошибку, и почувствовал, как внутри него нарастает щемящая пустота. Сейчас ему казалось, что это вполне могло быть, сколь ни ужасна сама по себе такая возможность.
Старик неожиданно отпустил его, быстро повернулся и запустил свою чашку с остатками чая в огонь. Она разлетелась, как те горшки на речном берегу.
Саша бросил свою чашку вслед за ним, и огонь зашипел и вспыхнул. Петр же не произнес ни слова, а лишь поднялся, накинул на себя одеяло и, подойдя к столу, взял новую чашку и кувшин с водкой. Затем он вернулся к очагу и уселся на свое обычное место, поближе к огню. Наполняя чашку из кувшина, он не переставал яростно глядеть в сторону Ууламетса.
— Мальчик не причинил тебе никакого вреда, — сказал он. — Сейчас я собираюсь спать, старик. Поскольку сон принадлежит только мне, то я им и распоряжусь. Спокойной ночи.
Ууламетс смотрел на него некоторое время, но Саша не мог видеть выражения лица старика. Однако мальчик с отчаянием желал чтобы с Петром все было хорошо, потому что побаивался, как бы старик не причинил ему зла: тот был сильно раздражен таким неповиновением.
— Ты, — сказал Ууламетс, обращаясь к Петру, — неправильно понимаешь свое положение в этом доме.
Петр поднял чашку в знак торжественного приветствия.
