Старик, казалось, либо лишился рассудка из-за своей дочери, либо все его внутреннее внимание было сосредоточено на том, как уберечь ее от возвращения в пещеру, заваленную скелетами и костями, Бог знает. Петр взял в руки чашку и подошел поближе к очагу, чтобы ощутить тепло огня, усевшись там на кровать Ивешки, в то время как Саша убирал со стола, а старик продолжал сидеть рядом с дочерью, вполголоса разговаривая о чем-то.
Обрывки их приглушенных голосов тем не менее доходили до него, и он понял из разговора, что Ивешка очень боится водяного, а Ууламетс старался заверить ее, что они сумеют справиться с ним…
Они, тут же с возмущением подумал Петр… они. Они, если рассчитывать на его меч и на него самого, отправляющегося во все темные закоулки окружающего леса, чего он, сделав это уже дважды, вполне возможно мог и не осилить.
Неожиданно он услышал, что Ивешка сказала что-то такое, что заставило его навострить уши и задержать очередной глоток едва ли не на середине. Она сказала:
— Папа, я соврала тебе: я просто убежала тогда. Водяной же… я думаю, что он-то все и сделал, чтобы разрушить всю нашу жизнь, все, что произошло и с мамой, и с Кави, и все-все… Я думаю, что это он заставил ее так ненавидеть меня…
— Это неправда. Твоя мать ненавидела только вот этот самый лес. Она пришла сюда с востока и оставалась здесь почти целый год. Когда ее родной народ вновь проходил через эти места, она ушла с ними. Вот и все. Она не хотела ровным счетом ничего ни от меня, ни от этого места. — В этот момент, как успел заметить, бросив в их сторону настороженный взгляд Петр, Ууламетс приклонил голову дочери к своему плечу, словно соединяя бледное золото с поблескивающей снежной белизной.
Сколько же ему было лет? Петра это очень заинтересовало.
А тем временем, Ууламетс продолжал, обращаясь к дочери:
— Не стоит горевать о том, что могло бы быть. Волшебство не имеет обратной силы, оно работает только вперед. Ведь я учил тебя, и не только этому.
— Я помню, — сказала Ивешка слабеющим голосом, который задел Петра за живое и заставил его горько раскаяться на ее счет. Ему захотелось, на самом деле, сделать хоть что-нибудь действительно реальное, как, например, предложить им всем сесть утром в лодку да отправиться в Киев, где вся окружающая жизнь, на самом деле, была более понятна и знакома ему.
Но вполне возможно, что именно в таком месте, где происходил обычный круговорот всем понятных явлений, Ивешка вообще не смогла бы выжить.
— Петр, — неожиданно сказал Ууламетс, и Петр с готовностью взглянул на старика, но оказалось, что тот хотел всего-навсего освободить кровать Ивешки. Он поднялся и, сделав легкий поклон, сказал очень уверенно, потому что видел перед собой сильно напуганную девушку: — Мы покончим с ним разом, он не войдет сюда.
Ивешка искоса с большой тревогой взглянула на него, как будто была не уверена в том, что он сам не подвергает себя никакой угрозе, затем уселась на свою кровать, поближе к огню, и начала снимать башмаки и развязывать пояс. Петр с восхищением наблюдал за ней, пока Ууламетс не потянул его за рукав, увлекая его и Сашу в угол комнаты.
— Мы должны изловить это созданье, — тихо сказал Ууламетс. — Мы должны остановить его.
— Как? — спросил Петр, и глубоко вздохнул. — Если ты имеешь хоть какие-то планы относительно того, чтобы мне еще раз отправиться в эту пещеру, старик…
— Остановись! — Ууламетс схватил его за руку и слегка сжал ее. — Слушай, что я скажу. У меня уже нет сил сегодняшней ночью выслушивать дураков.
— Тогда слушай сам себя, дедушка…
— Оставь при себе свои пропитанные винными парами мысли. Это гнусное созданье имеет власть над ней.
Петр было приоткрыл рот, чтобы поспорить со стариком, но в этот момент его взгляд неожиданно упал на Ивешку. Она стояла около огня, и вся ее стройная фигура просвечивалась сквозь платье мерцающим пламенем…
— Я хочу, чтобы ты лишь спустился вниз, — сказал Ууламетс, — и подошел к реке, прихватив с собой что-нибудь, принадлежащее ей. Вот и все, что ты должен сделать.
Все, что я должен сделать? Петр начал приходить к заключению, что Ууламетс мог и сам вполне сделать это, но в это момент старик продолжил, крепко удерживая его руку:
— В случае же неудачи… я не дам и ломаного гроша за жизнь каждого из нас, надеюсь ты понимаешь меня? Я не буду спать сегодняшней ночью и постараюсь продержаться, сколько смогу. Будь внимателен! — Как только Петр открыл рот в третий раз, почувствовав как ослабла рука старика, тот вновь заговорил: — Ты отправишься прямо сейчас и возьмешь с собой, все, что я тебе дам, и сделаешь все, как я сказал. Вы пойдете оба.
Одно дело было преследовать водяного, когда тот отступал, чтобы скрыться в своей норе под холмом, а подкрадываться к нему, когда он находился в своих владениях, было совершенно другое и опасное. И по правде говоря, Петр очень хотел отказаться.
Но он тут же подумал о том, что если они потеряют Ууламетса, то меч не поможет им в случае опасности, и, как ни прискорбно, но, кажется, ни у старика, ни у мальчика ни у призрака в образе девушки нет другого способа добиться успеха против подобного созданья, без этого меча и некоего дурака, который может управляться с ним.
— Хорошо, — сказал он и почесал голову у основания шеи, чтобы отогнать возникшее там покалывание, когда Ууламетс уточнял кое-какие подробности, — тогда поторопимся на крыльцо. Как быстро мы должны это сделать?
— Очень быстро, — сказал Ууламетс. — Хотелось бы думать, что я все точно рассказал тебе.
— А ты уверен, что это созданье не опередит тебя?
— Не должен, — сказал Ууламетс.
Итак, они все вышли на крыльцо в самый предрассветный час: и Петр, и Саша, и Ууламетс, и Ивешка. Саша держал в руке один из самых драгоценных горшков, который старик решил взять с собой, и старался в точности соблюдать все его указания. Они сводились к тому, что следовало идти очень осторожно, нога в ногу, вслед за ним по дорожке, затем быстро спуститься вниз, и сразу остановиться, как только все минуют спуск к реке.
— Только не стой у меня на дороге, когда я буду возвращаться назад, — сказал Петр Саше, когда они добрались до нужного места. — Я вернусь очень быстро.
Он действительно надеялся на это, по крайней мере, пока медленно шел через двор в сторону мертвого леса, туда, где начиналась дорожка, по которой они спускались к реке за водой. Река, как говорил Ууламетс, самое привлекательное место для этого существа.
Петр был согласен с ним в этом.
Существо, ведущее ночной образ жизни, подобно водяному, было всегда едва различимо там, где оно должно было считаться с вещами, которые не принадлежали к числу волшебных. Так говорил Ууламетс. И поэтому тот маленький браслет, который Петр сейчас чувствовал на своем правом запястье, оплетенный прядью золотистых волос Ивешки, должен засверкать словно яркий огонь, как клялся Ууламетс, и его свет должен был беспокоить водяного, как бы далеко тот не находился…
