– Тогда выходит, что мы ничего не узнали, – разочарованно
подвел итог Караев. – Два офицера спецслужб, имея на руках кучу улик и
доказательств вины другой стороны, не смогли ничего узнать. Смешно?
– Не очень. Может, с другой стороны действуют двадцать
офицеров спецслужб, которые не хотят, чтобы мы что-то узнали. Я позвонил в
технический отдел, пусть покопаются в этих телефонных линиях. Кто дал приказ
отключить ваши телефоны и как это было сделано. Может, сумеем найти зацепку.
– Я позвоню Никаноркину. Он вчера был дежурным, – решил
Тимур.
– Глупо, – возразил Маляров. – Если это он, то никогда не
признается. А если нет, насторожится. В любом случае проблем у тебя только
прибавится. Ты уже несколько лет на пенсии. Можешь себе представить, что он
подумает? Звонишь в свою бывшую контору и выясняешь, как он вчера дежурил. В
лучшем случае – пошлет. В худшем – пришлет людей, чтобы нас заставили
замолчать. Прямо в этом кабинете. Интересная перспектива?
– Ты боишься?
– Ужасно. Только я не хочу, чтобы мою фотографию повесили в
холле и плачущая Галина возлагала туда цветы. У меня были другие планы на
ближайшие несколько лет. Но если ты настаиваешь... Наши фотографии повесят
вместе.
Тимур улыбнулся и, подняв трубку, набрал номер. Ему сразу
ответили.
– Здравствуйте, – сказал Караев, – извините, что беспокою
вас в субботу. Это подполковник Никаноркин?
– Да, – ответил офицер, – а кто со мной говорит?
– Полковник Караев. Я раньше работал в ФСБ.
– Я вас помню, – ответил Никаноркин. – Когда вы уходили, я
был уже капитаном. Я вас слушаю, Тимур Аркадьевич.
Караев удовлетворенно взглянул на стоявшего рядом Семена.
Его еще не забыли.
– У меня к вам необычное дело, – пояснил он. – Вчера из дома
пропал мой друг, бывший сотрудник Службы внешней разведки полковник Слепцов.
Его жена вызвала сотрудников милиции, когда неизвестные пытались напасть на их
квартиру. Но кто-то позвонил и отменил вызов, пояснив, что на место
преступления выезжает оперативная группа ФСБ.
Никаноркин молча слушал.
– Звонили одному из руководителей УВД города, – пояснил
Караев, – и звонили с вашего телефона.
– Простите? – уточнил подполковник. – С моего мобильного? Или
домашнего?
– С телефона правительственной связи. Вчера вы были
дежурным, – пояснил Тимур.
– Верно, был. Но никто не мог звонить. Вы же прекрасно
знаете, что этого не могло быть.
– Они уверяют, что звонил полковник Воробьев.
– У нас нет сотрудника с такой фамилией. Извините, товарищ
полковник, но это какое-то недоразумение. Простите, что я не могу больше
говорить на эту тему. Вы сами все прекрасно понимаете.
– Да, разумеется. Спасибо. Извините за беспокойство.
– Все в порядке. До свидания.
Караев положил трубку. Взглянул на Малярова.
– Нет у них такого человека. И никогда не было. Ваш генерал
со страху наделал в штаны, когда услышал звонок правительственного телефона. Он
даже не стал перезванивать, чтобы уточнить, откуда именно звонили, – зло сказал
Тимур.
– Ты не прав, – возразил Семен. – Представь себя на его
месте. Представь, что ты сидишь в кабинете, замотанный своими делами, и вдруг
звонит правительственный телефон. И тебя говорят, что на место происшествия
выезжает оперативная группа ФСБ. И ты можешь не дергать своих людей, не
посылать их по указанному адресу, не брать на свое ведомство очередное
преступление. Что бы ты сделал? От радости расцеловал бы телефон и отменил
вызов. Что наш генерал и сделал. Почему это тебя удивляет? Они понимали, что
все так и будет. Он ведь позвонил по правительственому телефону, а не по линии
обычной городской связи.
– Ты всех пытаешься оправдать, – вздохнул Караев.
– Защищаю «честь мундира», – кивнул Семен. – Только наш
генерал ни при чем. Ему позвонили, он сделал. Так и должно быть.
В комнату вошел молодой сотрудник Малярова, который вчера
был с ним на Большой Полянке. Он как-то странно отводил взгляд. Тимур
нахмурился. Кажется, его беды еще не закончились. Вошедший смотрел на Малярова,
ожидая разрешения высказаться.
– Что у тебя, Егор? – недовольно спросил Семен. – Давай,
говори. Ты же знаешь, что это мой друг, полковник Караев.
– Это связано с ним, – пояснил Егор, все еще не решаясь
сказать.
Караев насторожился. Что опять связано с ним? Последние два
дня его преследуют одни неприятности.
– Говори, – разрешил Маляров.
– Кто у вас жил дома? – вдруг спросил Егор.
– Никто, – удивился Тимур, – я живу один. Об этом все знают.
– Жены или дочери не было?
– Я разведен, и моя жена уже много лет не бывает дома, –
хмуро пояснил Караев. – А дочери у меня нет. В чем дело? Что произошло?
– Полчаса назад вызвали оперативную группу, – пояснил Егор.
– Я случайно узнал, что это ваш адрес, товарищ полковник. Они поехали к вам
домой...
– Говори...
– Сегодня утром на лестничной клетке перед вашей дверью
напали на какую-то женщину, – сообщил Егор. – В момент нападения соседка
открыла дверь и увидела двоих неизвестных. Она сразу вызвала милицию. Двое
неизвестных напали на женщину, которая собиралась войти в вашу квартиру.
– Это моя домработница, – вспомнил Караев. – Сегодня
суббота, она пришла ко мне убирать.
– Женщина находится в больнице, – безжалостно добавил Егор,
– ее отправили в реанимацию с черепно-мозговой травмой. Но врачи считают, что
она выживет.
– Я еду в больницу, – быстро решил Тимур. – Какой я кретин.
Нужно было ее предупредить. Я не думал, что они на нее нападут.
– Они ждали тебя, – напомнил Маляров. – Может, они сейчас в
больнице. Ты становишься предсказуемым, это опасно.
– А они становятся беспредельщиками. Это еще опаснее, –
нервно заметил Караев, чувствуя, как действительно теряет терпение. – Я еду в
больницу. Где она лежит?
Егор взглянул на своего руководителя.
– Поедем вместе, – решил Маляров, поднимаясь со стула. – Я
еще вчера понял, что должен бросить все свои дела и заниматься тобой. Иначе у
тебя не будет шансов остаться в живых. Ни одного шанса...
Детройд. Штат Мичиган. США. 13 мая 2006 года
Самое большое удовольствие – это вкусно пообедать. Он
никогда не понимал, каким образом среди христианских грехов существует и грех
чревоугодия. Ведь хлеб – это тело Христово, а вино его кровь. И, вкушая хлеб и
вино, христиане общаются с богом. Так почему же Он запрещает им наслаждаться
чревоугодием. Он не понимал этого запрета. Может, потому, что сам был евреем.
Арон Гринберг. Бывший советский гражданин, ставший гражданином США, по своему
второму гражданству имеющий паспорт Доминиканской Республики, а по третьему
гражданству – паспорт Эквадора. Может, не понимал еще и потому, что среди его грехов
грех чревоугодия был самым незаметным. Арон Борисович был грешен. Он предавал
друзей, любил женщин, в том числе и жен своих друзей, обманывал знакомых,
разводя их на большие деньги. Но сегодня была суббота. Ему нравилась фраза,
гласившая, что суббота для человека, а не человек для субботы. Он бы приделал к
этой фразе и все остальные дни недели, объявив, что каждый день недели для
человека, а не человек для этих дней.
