— Нет!
— Саша…, — Петр отряхнул с лица налипшую паутину, — перестань! Ты только ей скажи! Или, вот что — наложи заклятье, чтобы я разыскал ее до того, как что-то случится!
— Это слишком опасно!
— Но что может быть опаснее того, что моя дочь собралась неизвестно куда, да еще с Черневогом!
— Но ведь ты всего не понимаешь!
— Чего там понимать, дочь в беде!
— Ладно, ладно, — забормотал Саша, — вот только…
Саша пробормотал чего-то, и вдруг наступила глубокая тишина.
* * *
— Кажется, мы заблудились? — тихо спросил Евгений.
— Нет, конечно, что ты! Я могу ориентироваться в лесу! Я ведь лесовичка!
— Ну и куда мы тогда движемся?
— К северу!
— А в какое место?
— Куда мне нужно! — Ильяна и в мыслях не держала, что они могут сбиться с пути. К тому же она была занята — смотрела то на траву, то на небо, соображая. ВСе это были с раннего детства знакомые приметы. Лес был ее домом.
Но Евгений явно встревожился — куда бы он ни смотрел, везде видел только толстые стволы елей.
— Что это такое было? — испуганно спросил юноша, к чему-то прислушиваясь.
— Ничего страшного! — успокоила Ильяна спутника. Она почувствовала, что потихоньку начинает уставать. Уже смеркалось. Можно было только себе представить, как чувствовал себя юноша — ведь он, лежа в бане, наверняка не успел даже сил набраться.
— Думаю, нам лучше сделать привал и развести костер! — предложил Евгений.
Из зарослей кустарника послышался не то свист, не то пение. Какие-то печальные звуки. Где-то вдали послышался треск валежника — там явно прокладывало себе тропу какое-то крупное животное. Лошади тревожно запрядали ушами.
— Ничего, ничего, просто белка!
— Ничего себе белка, аж сучья трещат! Но может, нам все-таки сделать привал?
— Что, испугался?
— Вот еще!
Вдали завыл волк.
— Что, еще одна белка? — тихо спросил Евгений, — конечно, вышли на охоту!
— Волки ничего с тобой не сделают! Они такие пугливые!
— Волки — пугливые?!!
— А ты хоть раз в жизни видел настоящего, живого волка? — Ильяна еле сдерживала свое раздражение.
— Не знаю, не знаю… Я даже не знаю, для чего забрел сюда! — юноша был перепуган, он сразу обозлился на свою спасительницу, чувствуя ее насмешливый взгляд. А Ильяне хотелось одного — почувствовать себя безопасной от… от него!
Но как все это глупо! Ведь чего бы он не желал, он не имел волшебной силы, чего его бояться! И Ильяна одной только силою мысли вывела из его головы гнев, ведь он злился совершенно напрасно…
Конечно, отец бы сейчас сказал…
Нет, хватит об этом, хватит!
* * *
— Только осторожнее, осторожнее, — повторял сам себе Петр, но руки сами дергали поводья, ноги били в бока лошади, понуждая Волка все быстрее мчаться вперед. Давно осталась позади родная, такая обжитая поляна с обгорелыми головешками — все, что осталось от Сашиного дома, а они все скакали и скакали вперед. Казалось, что лес все сгущается. А может, это просто становилось темно — уже давно пора наступить ночи.
Итак, на север. Где-то тут была могила Совы. Может быть, тут и поныне живет оборотень. А вдруг это он подманивает Ильяну, а не Черневог?
Но в любом случае — нельзя было терять ни минуты. Ведь ночью нечистая сила становится еще могущественнее!
Кочевиков надеялся, что Пестрянка поведет себя, как ведет себя всякая молодая, неопытная лошадь — просто не пойдет в темноту, остановится, едва заслышав вой волков. Впрочем, Ильяна наверняка силою своего волшебства погонит Пестрянку вперед.
— Ну давай, конек, нажимай! — шептал он Волку, наклоняясь к его уху. И Волк нажимал — он перескакивал через ручьи, перепрыгивал через поваленные деревья.
Почему же молчит Ильяна? Да, конечно, она не хочет, чтобы мать услышала ее!
* * *
Ветер дул на север, ночь была спокойной, а потому света луны тучи не затеняли — ветер быстро отгонял их. Эвешка негромко напевала себе, чтобы хоть как-то подбодриться — настроение у нее было хуже некуда.
Стояла глубокая тишина, нарушаемая только плеском воды. Женщина размышляла — родная дочь избегает ее, дожила! Нет, одно зло вокруг, одно зло! Зло во всем — в этой реке, в лесу, в людях, которые отказывались доверять ей.
НО были еще такие создания, которые жили только за счет чужих страданий.
Им приятна была чужая боль. Берега реки поросли ивой — Эвешка ненавидела это дерево. Впрочем, лешие его тоже чурались. Хотя другие деревья, кроме ивы, они любили — ведь лес был их домом. Корни ивы уходят в илистую почву, а там, под корнями… Эвешка отчаянно шептала заклятья — только бы с Петром и Сашей ничего не случилось, только бы все у них было хорошо!
Нет, она в самом деле слишком черства к людям! Петр постоянно твердил ей об этом. Конечно, в черствости он винил ее отца. И Говорил, что от него Эвешка унаследовала чрезмерную требовательность к себе и окружающим. А ведь сама она, кажется, осуждала это в отце!
Конечно, это была правда. Требовательность отца постоянно раздражала Эвешку, они часто ссорились по этому поводу. И ей хотелось уйти из отчего дома, только бы не видеть на себе недовольных взглядов. Потому-то она так легко доверилась одному молодому колдуну. И тот, воспользовавшись излишней доверчивостью, отвел ее к реке, где и убил.
Та самая пещера… Оттуда словно сочились сомнения и злоба.
Интересно, что сказал бы отец, увидев дочь в зрелом возрасте? Наверное, сам испугался бы ее!
Заросли ивы становились все гуще. На том берегу реки одиноко высился совершенно пустынный холм, на нем не росло никаких деревьев. Эвешке часто снилось, как молния бьет прямо в макушку холма. А как она похожа на свою мать! Такая же требовательная, неприступная — как Драга, ученица Маленького, воспитательница и мучительница Черневога.
Когда была возможность, было время, нужно было подойти к Ильяне и спокойно сказать:
— Ильяна, а ведь Кави мне почти как брат! Он не говорит тебе об этом?
Моя мама часто на это намекала! Может быть, не просто так! Кажется, она знала, что мы с ним чуть ли не любовники, этим она хотела уколоть, обидеть меня. Но вряд ли он мой брат, вряд ли…
Но Ильяна, почему она такая! Ведь матери хотелось только вырастить ее достойным человеком. Почему же она так возненавидела Эвешку?
Но теперь уже поздно что-то говорить. Поздно было и убеждать — не верь Кави! И не слушай его никогда. За годы до того, как мы познакомились, он уже был любовником моей матери, но ведь и мама тоже…
