А в комнате застала странную картину.
Во-первых, Теда — сидящего на кровати, вполне живого и даже довольного. Во-вторых, доктора, вытирающего ему раны ватным тампоном и что-то приговаривающего. И стоило этим двоим меня увидеть, как оба тут же застыли с выражением откровенной растерянности и паники на лицах.
— Тед! — Заверещала я. — Ты жив! Как здорово!
Я бросилась к нему и обняла. Тот крякнул от боли, но все же улыбнулся. Правда, все так же растерянно.
— Что ты здесь делаешь, Шерин? Как ты сюда попала?
— Что вы здесь делаете, девушка?! — Тем временем возмутился старикан. — Сейчас же уходите!
Не обращая внимания на доктора, я еще раз радостно оглядела побитое, но вполне живое лицо Теда.
— Я видела, как тебя били! А потом несли в изолятор. Я думала, что ты умер, но хотела…. надеялась, что смогу тебе помочь, что…. может быть, ты еще жив….
От радости я икала и запиналась, почти тряслась от переполнявшего меня возбуждения. Черная волна схлынула, как будто ее никогда и не было, а на смену ей пришло счастливое ликование.
Он жив! Он жив! Он жив!
— Значит, с тобой все хорошо? Правда, Тед?
Заметив, что и он, и доктор молчат и как-то странно смотрят на меня, я осеклась. На их лицах до сих пор просматривалось странное выражение конфуза, растерянности и крайней озабоченности, смешанной… со страхом?
— В чем дело? — Настала моя очередь растеряться. — Я просто волновалась за тебя, Тед…. А еще этот документ на столе о твоей смерти…..
На этот раз мой друг и старикан-доктор обменялись долгим взглядом. Доктор заметно побледнел, а Тед, сглотнув, не очень внятно и после долгой паузы произнес.
— Плохо, что ты меня увидела.
Глава 12
— Значит, ты делаешь им сертификат о смерти, полностью меняешь документы и отправляешь обратно?
— А как еще я, по-твоему, могу их отправлять назад? — Спросил Халк, побалтывая в руке стакан с виски. — Не могу же я просто накручивать им тысячу на браслет и выпускать «с миром»? Тем более что частые смерти мне на руку, они позволяют создать подходящую репутацию для «правильного» оунера в Тали.
Разговор этот состоялся уже поздно вечером, когда Халк, наконец-то, смог оторваться от дел, а я, все еще изнывающая от нетерпения, но уже поужинавшая в одиночестве и выстроившая не менее тысячи предположений, дождалась его в кабинете.
— Получается, что в Тали умирает как бы один человек, а во внешний мир возвращается совсем другой? Другое имя, другая жизнь, другая судьба?
— Да. Я не могу их отправлять под своими именами. Потому что если приговор об осуждении выносила Комиссия, то человек не может просто так вернуться назад, без подтверждения, что отработал сколько-то лет в Тали, исправился, получил тысячу баллов, и теперь имеет еще один шанс начать жизнь в нормальном мире.
— Но ведь Комиссии это легко проверить. Документы новые, а лица те же….
— Плевал я на их проверки, Шерин — Раздраженно ответил Халк. — Должен же я делать хоть что-то для себя самого. А это единственная оставшаяся в моей жизни отдушина.
Рискованно.
Но я его понимала. Ой, как понимала. Ранчо было совершенно не тем местом, где можно было найти множество занятий «для души», поэтому каждое дело, приносившее хоть какую-то радость, ценилось дороже золота.
Логика Халка была ясна — отбирать тех, кому по-настоящему требовалась помощь и помогать им. Но, конечно, так, чтобы другие не просто этого не видели, а еще и верили в совершенно другую легенду про «злого дядю оунера». И чтобы создать такую легенду, требовалась хорошая организация, жесткая рука и отличное знание людской психологии. Все это в избытки имелось в списке качеств у сидящего напротив меня субъекта. Именно поэтому ему удалось выстроить непростую, но действенную схему, для вызволения людей из дыры под номером «33».
— Халк, а как ты отбираешь тех, кому помогать?
— Я проверяю их, Шерин. Каждого, что попадает ко мне на ранчо, я проверяю. Что за человек, какое прошлое, за что его осудили, слежу за поведением, анализирую, присматриваюсь…. Ведь здесь есть такие, кто попадают сюда «почти» несправедливо. Почему «почти»? Потому что да, они оступаются. Но не настолько, чтобы остаток жизни провести в Тали. Как, например, твой Тед. Его легкие нельзя вылечить без стационара, а у меня нет необходимого оборудования. Насколько ли он провинился, когда искал какие-то семена в закрытом природном заповеднике, чтобы умереть в Тали от чахотки? Я так не считаю. И действовать надо было быстро, он уже итак в плохом состоянии, в этом климате не протянет больше месяца….
Слова Халка текли легко и ровно, а я витала где-то далеко, думая о том, что еще совсем недавно, сидя на том же самом диване, я обвиняла Халка в жестокости по отношению к заключенным. Я думала о том, как злилась, когда не видела его вмешательств в избиения, как сетовала на невнимание к нуждам работников. А оказалось, что он не просто следил за каждым человеком, а еще и оценивал ситуацию каждого. Если провинился — значит, работай и будь наказан. А если уж судьба повернулась к тебе задом, то можно попробовать ее принудительно развернуть в обратном направлении.
Ну, так что ж с того, что имена приходилось менять? Зато, по словам Халка, каждый «подопечный» получал некоторую сумму денег на первое время и хорошую трудовую репутацию в той области, в которой хотел найти работу. А это уже очень и очень много.
И в конечном итоге Халк оказался почти копией меня самой — тем, кто не мог сквозь пальцы смотреть на незаслуженные страдания.
Пока я размышляла обо всем этом, Халк долго и задумчиво смотрел на меня.
— Неожиданно, правда? Не таким уж я оказался и зверем.
Я укоризненно посмотрела в ответ:
— Я никогда не думала о тебе, как о «звере».
— По-крайней мере, я сдержал слово, когда сказал, что буду отвечать на все твои вопросы и буду честным с тобой. И есть еще одна вещь, о которой я хотел бы поговорить….
Он замолчал. Посмотрел на сжатый в руке стакан с виски.
А внутри меня что-то нехорошо екнуло.
Почему-то я никогда не любила такие фразы, которые начинаются со слов «Нам нужно поговорить», «Давай будем честными…», «Пришла пора нам обсудить кое-что…» — все это никогда не сулило хорошего продолжения. И, казалось бы, ну чего мне бояться, а все равно я напряглась.
— О чем поговорить?
— О нас, Шерин.
Приехали.
Разговор точно поворачивался не туда, куда бы мне хотелось.
Встревоженная, я всмотрелась в знакомое и такое родное лицо, на которое все никак не могла налюбоваться с тех пор, как вновь обрела зрение. Эти светлые серые глаза, загорелая кожа, короткие, чуть вьющиеся волосы, часто складывающиеся в усмешку красивые губы…. Я все никак не могла привыкнуть к тому, насколько тренированным и сильным выглядел Халк, как натягивалась на его мощных плечах ткань рубашки, какими тесными казались далеко не узкие джинсы. Мне нравилось наблюдать, как отблескивала в распахнутом вороте, золотая цепочка-змейка. Так дерзко и сексуально.
