— Пошла отсюда!
Оказавшись сидящей в пыли, я лишь мотнула головой, приходя себя после чувствительного тычка в ребра, но, не обращая внимания на боль, я снова попыталась броситься на охранников.
— Оставьте его в покое! — Я задыхалась, мои легкие хрипели, как будто в них насыпали песка.
— Я тебя сейчас оставлю в покое! — Прорычал знакомый грубый голос прямо над ухом, и чья-то пятерня резко развернула меня на сто восемьдесят градусов. Последнее, что я успела увидеть, было перекошенное лицо Грега и его же кулак, летящий по направлению ко мне.
Правая половина лица взорвалась болью, и мир на мгновенье померк.
Прошло совсем немного времени, как кто-то уже тряс меня за плечо.
— Поднимайся, родная, вставай…. Ты живая? Не лежи. Живая? Дуреха…. Ай-яй, больная, куда полезла!.. — Голоса расплывались, картинки тоже, глаза не хотели открываться, но я все же сделала усилие, чтобы это случилось. Царапая ладони об мелкие острые камешки на дороге, я осторожно, с чьей-то помощью сумела принять сидячее положение. Голова раскалывалась, щека пульсировала так, что напоминала бомбу, мир медленно прокручивался вокруг.
Вероятно, с того момента, как Грег меня ударил, прошло всего минута или две, в течение которых я без сознания лежала в пыли, пока кто-то не оттащил меня в сторону.
Мужчину уже не били, но охранники все еще стояли вокруг него, как гончие псы, только что задушившие добычу. Жертва не шевелилась и больше не стонала. Сплошной комок из песка, грязи и крови — он уже мало чем напоминал человека. Грег, с лица которого тек пот, убрал дубину за пояс и теперь вещал для собравшихся.
— … и так будет с каждым, кто попытается бежать с ранчо или сделать шаг за ворота! Я ясно выразился? С каждым! Кто-нибудь еще, кто хочет попробовать?
Толпа роптала и переминалась, окутавшись облаком ужаса. Кто-то плакал.
Сплюнув в песок, Грег рявкнув, чтобы лежащего на земле мужчину унесли в изолятор, и приказал разогнать толпу.
— Ну, пошли отсюда! Расходитесь!
Кто-то наспех помог меня подняться с земли, и я, шатаясь, двинулась по направлению к дому. Я почти не помнила, как добралась до комнатушки, почти не помнила, как упала в постель. Хотелось одного — закрыть глаза и забыться, не думать, не чувствовать, не помнить. Не помнить о лежащем на земле мужчине, о том, какие звуки издают дубинки, соприкасаясь с кожей, ни о ранчо, ни о Тали, ни обо всем плохом, что случается за пределами этой коморки.
Есть ли где-то что-то хорошее на земле? Или жизнь — это сплошное чередование плохого с еще более плохим? Я перевернулась на бок, прижала ладонь к опухшей щеке и тихонько завыла.
Халк вернулся поздним вечером.
Я слышала, как его джип подъехал к гаражу, и как открылась наружная дверь, пропуская машину внутрь. Несмотря на то, что моя щека, спустя несколько часов, казалось, болела еще сильнее, я все же дождалась этого момента.
Как только все во дворе затихло, я, не теряя ни минуты, покинула свою коморку и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Возле его кабинета я на мгновенье застыла, прислушиваясь — но посетителей, вроде бы не было (голоса не звучали) — после чего постучала. Халк открыл дверь, и я, не говоря ни слова и не спрашивая приглашения, прошла внутрь.
Когда свет упал на мое лицо, Халк медленно, не отрывая взгляда от моей щеки, закрыл дверь, и подошел ко мне.
Несколько секунд он просто стоял напротив, рассматривая опухшее лицо — серые глаза полыхали плохо сдерживаемой яростью, губы сжались в тонкую линию, квадратные углы на челюсти особенно выделялись теперь, когда все го мышцы были напряжены. Даже шея стала походить на переплетение канатов.
— Грег? — Только и спросил он.
— Да. — Спокойно ответила я. — Но за дело, так что не переживай.
— За какое дело? — Казалось бы, ровно спросил Халк, но от его голоса в углах комнаты появился иней.
— Я бросилась на охранников с кулаками.
— Зачем?
— Пыталась остановить.
— Остановить что? — Халк продолжал стоять напротив, ноздри его едва заметно подрагивали, выдавая то количество усилий, которые он тратил на то, чтобы казаться безэмоциональным. Что-то подсказывало мне, что стоит только раздаться неосторожному звуку, как все и вся вокруг будет порвано голыми руками.
— Остановить избиение мужчины.
— О чем ты говоришь?
— Грег еще не доложил? — Притворно удивилась я. — О том мужчине, которого сегодня били впятером дубинами? Который валялся на земле и задыхался кровью и песком?
Халк застыл. Атмосфера в комнате накалилась еще больше. Напряжение перетекло в недобрую смесь, готовую неадекватно себя повести при любом неосторожно брошенном слове.
Повисшая тишина давила на уши, подстегивая мое раздражение.
— А ты…. — Я едва удерживалась от того, чтобы не ткнуть Халку пальцем в грудь.
— Что я?
— Тебя там не было! Не было, чтобы все это прекратить! — Выплюнула я ему в лицо. — Почему так? Где ты был?
— Я не отчитываюсь перед тобой. — В глубине серых глаз появился лед.
— Может, это все с твоего разрешения происходит? Тебе так выгодно? Или нравится? Скажи мне! — Я понимала, что переступаю черту, но гнев, копившийся во мне несколько часов к ряду, теперь выплескивался наружу, хотела я того или нет. — Почему на него одного набросилось столько людей, когда можно было наказать баллами? Неужели обязательно было вот так?
— На ранчо свои правила!
— Их ты придумал такими? Ты!? — Теперь уже кричала я.
Халк скрежетнул зубами и резко указал на дверь.
— Уходи.
— Ах, уходи! Так все просто? У тебя всегда все так просто?
— Я сказал, уходи!
— Ты — зверь! — Взорвалась я, чувствуя, как по моим щекам текут слезы. — Ты ничего не сделал, чтобы это предотвратить! Ты ничем ему не помог!..
— Вон! — Крикнул Халк.
Я вздрогнула, вытерла мокрые щеки и с застывшей спиной направилась к двери.
— А он умер, слышишь? Умер он….
Когда дверь кабинета закрылась, Халк, что было силы, сжал кулаки. Постояв так несколько секунд, он заставил себя расслабиться, подошел к стене, оперся на нее ладонью и закрыл глаза. Все тело болело от напряжения, тишина, после криков, только что звучавших в комнате, опустошала.
Только он один знал, что происходило на ранчо, и правда должна была храниться в секрете, чего бы это ни стоило. Даже если это будет стоить всего. Всего. Даже ее.
Халк отошел от стены, подошел к бару и налил в стакан виски. Залпом выпив содержимое, он вновь наполнил его и только после этого позволил себе опуститься в кресло.
Когда он раскуривал сигару, его руки дрожали.
