Зловоние не шибануло мне в нос, как в случае с Изабеллой Ганьон. Получив свободу, оно выплыло наружу не спеша, заявляя о себе постепенно. Запахло почвой, разложившимися растениями и еще чем-то. Это была не вонь гниения, а дух чего-то более первозданного. В мозгу закружились расплывчатые мысли о недолговечности жизни, о первоосновах и угасании, о перерождении. Подобный запах мне доводилось ощущать и раньше. Он говорил о смерти, но не о смерти недавней.
Только бы эти кости не оказались собачьими или оленьими, подумала я, раздвигая края пакета. Мои руки слегка задрожали, и я тут же взмолилась о другом: нет, пусть это будут оленьи или собачьи кости!
Райан, Бертран и Ламанш приблизились на шаг, когда я отогнула полиэтилен, открывая взглядам содержимое пакета. Пуарие стоял, не двигаясь, как вросшее в землю надгробие.
Первым, что я увидела, была лопатка. Не слишком много, но достаточно, чтобы удостовериться в том, что моя находка не добыча охотника и не захороненное домашнее животное. Я взглянула на Райана. Его глаза чуть сузились, мышцы челюсти сжались.
– Это человек.
Рука Пуарие опять взметнулась ко лбу.
Райан достал блокнот на пружине.
– Что мы имеем?
Голос прозвучал резко и жестко.
Я принялась осторожно переворачивать кости.
– Ребра... лопатки... ключицы... грудина... позвонки... Только грудной отдел.
Окружающие пристально наблюдали за мной. Я засунула руку глубже в пакет, ища кости других частей тела. Неожиданно вверх по ней побежал большой коричневый паук. Я увидела его глаза на тонких ножках – маленькие перископы, безмолвно вопрошающие: "Кто посмел нарушить мой покой?" Ворсистые паучьи ножки были легкими и нежными, как мимолетное прикосновение кружевного платка. Я дернула рукой, отбрасывая паука в сторону.
– Все, – сказала я, поднимаясь на затекших ногах и отступая назад. – Здесь только верхняя часть туловища. Без рук.
По моей коже бежали мурашки, но вовсе не из-за паука.
В душе у меня не было ликования. Я пребывала в состоянии заторможенности, как человек, только что переживший потрясение. Все эмоции как будто на время куда-то удалились, ушли на перерыв. Опять то же самое, думала я. Еще один убитый. Среди нас живет чудовище.
Райан что-то записал в своем блокноте. Мышцы на его шее вздулись.
– И что теперь? – Голос Пуарие прозвучал комариным писком.
– Теперь следует разыскать все остальное, – ответила я.
Камброн приготовился делать снимки, когда мы вновь услышали шаги Пико, пробиравшегося к нам сквозь заросли. Выйдя из них и увидев кости, он пробормотал какое-то ругательство.
Райан повернулся к Бертрану:
– Побудь здесь, а я схожу к собаке.
Бертран кивнул.
– Надо забрать все это, и пусть спецгруппа займется обследованием территории. Я распоряжусь, чтобы ее прислали.
Камброн и Бертран остались, а мы зашагали за Пико в ту сторону, откуда раздавался заливистый собачий лай. Казалось, овчарка действительно обезумела.
* * *
Спустя три часа я сидела на траве, осматривая содержимое четырех пакетов с человеческими останками. Солнце стояло уже высоко и припекало мои плечи, но холод, леденящий душу, не исчезал. Собака отдыхала рядом с дрессировщиком на удалении футов пятнадцати от меня, положив голову на огромные коричневые лапы. Сегодня утром ей пришлось попотеть.
Приученные реагировать на запах уже разложившегося или гниющего тела, собаки отыскивают трупы с поразительным успехом. Даже после удаления останков они с легкостью обнаруживают места, где эти останки лежали. Ищейки мертвецов.
Отлично справилась с заданием и наша овчарка, определив местонахождение трех других пакетов с костями. О выявлении каждого из них она объявляла, разражаясь лаем и с удивительным рвением крутясь вокруг своей оси.
Интересно, все ли натасканные на поиск трупов собаки так любят свою работу? – думала я, наблюдая за ней.
На раскапывание, обработку и вынос костей из леса ушло немало времени. Теперь предстояло обследовать их более тщательно.
Я посмотрела на овчарку. Она выглядела такой же вымотанной, какой ощущала себя и я, и следила за происходящим, не поднимая головы. Двигались лишь ее глаза: шоколадные круги, две параболических радиолокационных антенны.
Собака имела право на усталость, но и я ведь имела. Когда овчарка наконец подняла голову, из ее пасти как будто сам по себе выпал кончик длинного дрожащего языка. Я сосредоточилась на работе.
– Сколько?
Я не слышала, как он приблизился, но голос узнала сразу.
– Bonjour, мсье Клодель. Comment ca va?
– Сколько? – повторил Клодель.
– Один, – ответила я, не глядя на него.
– Нашли все части тела?
Я закончила писать и подняла голову. Клодель стоял, широко расставив ноги, держа под мышкой пиджак и распаковывая сандвич из торгового автомата.
Как и Бертран, для сегодняшнего мероприятия он подобрал одежду из натуральных тканей – хлопковые брюки и рубашку и льняной пиджак, выдержанные в зеленых тонах. Зелень разбавляли лишь оранжевые вкрапления на галстуке.
– Вы можете объяснить мне, что мы имеем?
Он сделал нетерпеливый жест рукой, в которой держал хлеб с мясом.
– Да.
– Да?
Прошло не более тридцати секунд с момента появления здесь этого типа, а меня уже распирало от желания выхватить у него бутерброд и вдавить кусок мяса ему в нос. Или в любое другое отверстие. Даже в те мгновения, когда я ощущала себя расслабленной и отдохнувшей, Клодель пробуждал во мне отнюдь не лучшие эмоции. Сейчас же я была на пределе. Подобно собаке, утратившей остатки энергии и охоты играть в игры.
– Мы имеем отдельные части человеческого скелета, на котором практически не осталось мягких тканей. Тело было расчленено, уложено в пакеты для мусора и закопано в четырех разных местах в этом лесу. – Я кивнула в сторону монастыря. – Вчера вечером я нашла один из пакетов. Остальные три разыскала сегодня утром собака.
Он откусил кусок бутерброда и взглянул на лес.
– Каких-нибудь костей не хватает?
Я молча уставилась на Клоделя, размышляя, почему столь обычный вопрос вызвал во мне такую мощную вспышку раздражения, и пытаясь успокоиться. Воспринимай его таким, какой он есть. Это Клодель. Рептилия. Он знает, что ты была права. Наверняка ему уже все рассказали. Пусть продолжает высокомерничать. Не мотай себе нервы.
Не получив ответа, Клодель повторил свой вопрос:
– Чего-нибудь не хватает?
– Да.
