Я чувствовала мощное облегчение и вместе с тем сильную обиду. Я вложила в это дело столько труда, а они взяли и просто воспользовались полученными мной результатами. Идя на это собрание, я боялась столкнуться с неодобрением, на молчаливое же принятие своей работы не настраивалась.
– Итак, кого мы должны искать? – спросила я, старательно пытаясь не выдать голосом своего негодования.
Райан вытащил из стопки тонкую папку, раскрыл ее и прочел:
– Мужчину. Белого. Франкофона. Вероятно, с образованием не выше уровня средней школы. Возможно, из числа тех, кого ловили на мелких правонарушениях сексуального характера.
– Как это понимать? – спросил Бертран.
– Подглядывания, непристойные телефонные звонки, обнажение на глазах незнакомых людей определенных частей тела.
– Интересные занятия! – воскликнул Клодель.
– Убийство чучел, – усмехнулся Бертран.
Клодель и Шарбонно фыркнули.
– Что за "убийство чучел"? – спросил Кеттерлинг из Сен-Ламбера.
– Один придурок вот уже в течение пяти лет пробирается в чужие дома, делает чучела из дамских ночных сорочек и протыкает их ножом.
Райан продолжил читать:
– Планирует преступления с особой предусмотрительностью. Возможно, использует какой-то трюк для вступления в контакт с жертвой. Возможно, женат...
– Что? – спросил Руссо из Сен-Ламбера.
– Это прекрасная защита от подозрений.
– Думает, что мы рассудим: не приносит же он жертв своей женушке, – сказал Клодель.
Райан прочел дальше:
– Возможно, заранее выбирает пустынные места для совершения убийств.
– Подвалы? – спросил Кеттерлинг.
– Ребята обследовали каждый сантиметр подвала в той дыре, где мы побывали, – сказал Клодель. – Любое кровавое пятнышко они непременно обнаружили бы.
Райан продолжил:
– Чрезвычайная жестокость предполагает мощнейшую злобу. Возможно, движим жаждой мести. Возможно, претворяет в жизнь садистские фантазии, включающие в себя желание унизить, доставить боль. Возможно, отклонение носит оттенок религиозного характера.
– А религия здесь при чем? – поинтересовался Руссо.
– В Адкинс он воткнул статуэтку, Ганьон оставил на территории семинарии, Дама закопал у монастыря.
В течение нескольких последующих мгновений все молчали. Настенные часы громко тикали. Откуда-то из коридора послышался стук чьих-то каблуков по полу.
– Слишком много всяческих "возможно" да "вероятно", – сказал Клодель.
Его упрямство меня взбесило.
– Если мы будем рассматривать эту проблему именно так, то очень скоро получим еще один труп! – выпалила я.
Мышцы на лице Клоделя напряглись, он уставился в свой блокнот, ничего не добавив.
– Каковы предсказания доктора Добжански? – спросила я гораздо более спокойно.
– Весьма неутешительные, – мрачно ответил Райан. – Он подозревает, что преступник теряет контроль над собой, действует все более смело, жаждет все больше крови. И что продолжит убивать.
Он закрыл папку и передвинул ее в центр стола.
Последовала еще одна пауза.
Наконец Райан взглянул на часы. Мы все последовали его примеру.
– Итак, за работу. – Райан указал на папки с документами. – Люк, Мишель, Готье занимались вы, с ее документами в свое время вы ознакомились хорошо.
Клодель и Шарбонно кивнули.
– Данные о Питр следует перепроверить. Остальные дела заведены не так давно, наверное, все, что по ним имеется, лежит здесь.
С пятью заведенными не так давно делами я была прекрасно знакома. Поэтому сразу занялась рассмотрением двух других, восемьдесят восьмого и девятого годов.
Полуобнаженное, сильно разложившееся тело Констанции Питр обнаружили в заброшенном доме, в Кахнаваке, индейском поселении вверх по реке от Монреаля. Мари-Клод Готье нашли у станции метро "Вендом", отправного пункта поездов, движущихся в сторону западного пригорода. Обеих женщин убийца жестоко избил и перерезал им горло. Готье было двадцать восемь, а Питр тридцать два года. Обе проживали одни. И в том и в другом случае полиция ничего не выяснила.
Я потратила три часа. По сравнению с остальными пятью папками эти две содержали довольно мало информации. Возможно, потому что и Готье, и Питр были проститутками. Их использовали в жизни, ими пренебрегли после смерти. Наверное, их кошмарный уход восприняли даже как благо для общества. Я запретила себе развивать эту мысль.
При жизни эти две женщины выглядели совершенно по-разному, но в чем-то были сходны: их лица отличались неестественной белизной и изобилием косметики. Взгляды обеих были холодными и бесстрастными. Мне вспомнились проститутки с Мейна. Тех я видела в жизни. Этих – на фотографиях.
Я просмотрела остальные снимки, зная заранее, что на них увижу. Питр: двор, спальня, тело. Готье: станция метро, кусты, тело. Голова Питр почти отделена от туловища. На шее Готье тоже краснел глубокий порез, ее правый глаз представлял собой кровавое месиво. Жестокость, с которой убили обеих женщин, и послужила причиной того, что расследование этих дел тоже поручили нашей спецгруппе.
Я прочла отчеты полиции, патологоанатомов и токсикологов, детально изучила все записи детективов, проанализировала каждую мелочь о жизни и смерти жертв. Меня не оставляло чувство, что этого недостаточно.
Я слышала, как вокруг разговаривают, ходят, отпускают шуточки детективы, но не придавала их шуткам и словам ни малейшего значения. Когда я наконец закрыла папки и подняла голову, было уже начало шестого. Райан наблюдал за мной. Все остальные, по-видимому, уже разошлись по домам.
– Хотите взглянуть на цыган?
– Что?
– Я слышал, вам нравится джаз.
– Да, но фестиваль уже закончился, Райан.
От кого он это слышал? Когда? И неужели решил куда-то меня пригласить?
– Верно, но городская жизнь продолжает кипеть. В Старом Порту, например, постоянно играет одна отличная группа.
– Райан, идея кажется мне не вполне удачной.
Я лгала. Она казалась мне удачной. Поэтому-то я и намеревалась ответить ему отказом.
Не сейчас, только не сейчас, простучало у меня в голове. Сначала надо закончить расследование. Выловить этого зверя.
– Ладно, понял. Тогда пойдемте куда-нибудь и просто поужинаем.
Я представила, что если не приму его приглашение, то опять буду вынуждена есть полуфабрикаты в полном одиночестве.
– Гм...
– Поглощая пиццу, мы смогли бы порассуждать о новых идеях, родившихся в вашей голове.
