Я знала, что Джейк питает отвращение к ученым, которые эксплуатируют младших коллег или студентов в своих целях, поэтому промолчала.
— Гетц рассказала Блотнику об остатках материи.
— Я предполагал, что она это сделает, но это оправданный риск. Эсфирь — лучший эксперт по древним тканям. Мне необходимо ее заключение.
— Но ты ни разу не упомянул о костях.
— Никто не увидит эти кости, пока я не оформлю на них все документы.
— А Блотник, похоже, не очень-то расстроился по поводу масадского скелета, — заметила я. — И не сильно удивился, увидев меня здесь.
Джейк хмыкнул.
— Когда я звонила из Монреаля, то не говорила, когда конкретно прилечу в Израиль.
— Нет?
Джейк свернул налево.
— И еще фраза насчет смены часовых поясов, — вспомнила я.
— А что такое?
— Получается, Блотник знал, как долго я уже здесь.
Джейк открыл было рот, но я еще не закончила.
— И неужели есть в Израиле археологи, которые не сталкивались с «Защитниками веры»?
— А!.. Ты тоже это заметила?
— А вдруг Блотник так спокоен, потому что скелет у него?
— Смелое предположение, — сказал Джейк и покосился на меня. — Но если он и в самом деле замешан, я упрячу его задницу за решетку.
Мы поделились впечатлениями о Гетц.
— Не очень-то разговорчивая, да?
— Лишнего не болтает.
— Но тебе понравилось то, что она сказала.
— Да! Никаких паразитов в ткани. Ввезена из другой страны. Шерсть в те времена была большой роскошью. Большинство материи ткалось исключительно изо льна. Кто бы ни был этот парень, но он имел высокий социальный статус, — сказал Драм и посмотрел на меня. — И дырка в пятке. И родственники как в Евангелии.
— Да, Джейк, согласна. Сначала загадочный скелет, теперь кости. Но быть может, все настолько совпадает именно потому, что ты отчаянно хочешь, чтобы предположение оказалось правдой?
— Я никогда не верил, что скелет из Масады принадлежал Иисусу. Выдумка Лернера, основанная на безумной теории Донована Джойса. Я считаю, кости принадлежат кому-то, кто не был на этой вершине и кто заставит израильтян, а может, даже и Ватикан понервничать.
— То есть это не зелот.
Джейк кивнул.
— А кто?
— Мы должны это выяснить.
Некоторое время мы ехали молча. Затем я опять вернулась к вопросу о ткани.
— Материя, которую я нашла в гробнице, сходна с тканью из Турина?
— Туринская плащаница — лен с более сложным переплетением нитей. Ее изготовили в Средневековье, где-то между 1260 и 1390 годами.
— Датировано с помощью радиоуглеродного анализа?
Джейк кивнул:
— Подтверждено лабораториями в Тусоне, Оксфорде, Цюрихе. И тело было покрыто целым куском. А у нас — два отрезка ткани.
Дорога в университет заняла меньше времени, чем поиск парковки. В итоге Джейк втиснул прокатную «хонду» на место для скутера, и мы направились в восточное крыло кампуса.
Солнце ползло вниз по безукоризненно чистому и ясному небу. В воздухе пахло свежескошенной травой.
Мы прошли мимо классов, кабинетов, общежитий и лабораторий. Студенты пили кофе на открытых площадках или прогуливались. Банданы, рюкзаки, учебники. Как обычно.
Все кампусы мира выглядят одинаково. Возвышавшийся на холме Израильский университет был островком спокойствия в море городской суеты, пробок, смога и каменных зданий.
Но на этой земле нет абсолютно безопасного места. Когда я проходила мимо доски объявлений, мое внимание привлек черно-белый плакат.
31 июля 2001 года. Обычный день. Студенты сдавали экзамены или записывались на летние курсы. В кафе прогремел взрыв. Семь человек погибли, восемьдесят получили ранения. Ответственность на себя взяла палестинская террористическая организация «Хамас». Отомстили израильтянам за убийство четырнадцати палестинцев в секторе Газа.
Такое может случиться в любой момент.
У ворот Института археологии нас встретила женщина по имени Ирена Порат. Она была старше меня лет на десять, одевалась со вкусом и вообще выглядела менее угрожающе, чем Эсфирь Гетц.
Мы поздоровались. Порат заговорила с Джейком на иврите. Он ответил — наверное, напомнил о своем звонке. Драм объяснял цель нашего визита, Порат вежливо кивала. Я разобрала слова «Масада» и «Ядин».
Когда Джейк закончил, Ирена о чем-то спросила. Он ответил. Порат произнесла что-то еще и повернулась ко мне. Джейк, видимо, представил меня.
Женщина что-то прошептала Джейку. Тот кивнул с серьезным видом. Порат улыбнулась мне весьма дружелюбно. Я ответила тем же.
Ирена проводила нас в какую-то мрачную комнату без окон. Серые стены и пол, обветшалые столы, складные стулья и бесконечные ряды полок. В одном из углов стояли две большие коробки.
Порат указала на стул:
— Прошу вас.
Я села.
Ирена и Джейк скрылись за полками. Когда они вернулись, Джейк нес три огромные коричневые картонные папки. Порат тащила еще одну.
Опустив ее на стол, Ирена дала последние инструкции, мило улыбнулась и ушла.
— Приятная женщина, — сказала я.
— Особенно в свитере из ангорской шерсти, — добавил Джейк.
Папки были подписаны — на иврите, черным маркером. Драм пододвинул их, взял одну и раскрыл ее. Я стала изучать вторую папку. Стандартные бумажные листы, текст на иврите, с одной стороны. Я пролистала несколько страниц. Ничего не смогла разобрать.
Ускоренный курс языка: Джейк набросал мне список слов, которые могли послужить маячком. «Иорам Цафрир», «Нику Хаас», «пещера-2001», «скелет», «кость». Еще он объяснил, как на иврите пишутся даты.
Джейк начал с более ранних записей. Я взяла следующие. Используя образцы, искала совпадения. Как в детском саду: найди десять отличий.
Я часто ошибалась, но через час кое-что нашла.
— Что здесь написано? — спросила я, подвинув папку к Джейку.
Он просмотрел текст и выпрямился.
— Совещание двадцатого октября шестьдесят третьего года. Они разговаривали о «пещере-2001».
— Что они обсуждали?
— Цафрир докладывал о находках в другой пещере, под номером 2004. Слушай.
— Давай.
— Цафрир говорит: «Артефакты более впечатляющие, чем в пещерах 2001 и 2002».
— Значит, «пещеру-2001» обнаружили раньше двадцатого.
— Да.
— Раскопки начались в самом начале октября?
