Видно было, что это сообщение сильно взволновало Артура. Он тяжело оперся на стол.
— Следствие выяснило, что это несчастный случай! — неуверенно возразил он.
— Следствие ничего не выяснило — все свалили на несчастный случай. Никто не решился обвинить его без доказательств, и, кроме того, это привело бы к бесконечным стычкам с рабочими, защищавшими бы своего вожака, и в конце концов он был бы оправдан. Мы знали, господин Берков, что из-за сложившихся обстоятельств вам не удалось бы избежать борьбы с ним, и мы хотели, по крайней мере, избавить вас от угрызений совести в связи с тем, что боретесь с таким противником. Вот почему мы молчали.
Артур провел рукой по влажному лбу.
— Этого я не подозревал. Нет! И даже если это не более чем подозрение… Вы правы, я не должен был протягивать руку этому человеку.
— И этот же человек, — энергично продолжал инженер, — стоя во главе своих товарищей, навлек на нас все эти несчастья, бесконечно тянул и раздувал этот раздор, а теперь, когда власть его колеблется, старается не допустить примирения. Неужели вы и теперь готовы его пощадить?
— Его? Нет! С ним я покончил еще тогда, когда он так грубо отверг мое предложение о примирении, а после сегодняшних событий я не хочу больше щадить и остальных — они доводят меня до крайности. Двести человек хотели сегодня утром начать работы, а они вправе требовать себе защиты, и потому шахты должны быть защищены во что бы то ни стало. Один я не в состоянии с этим справиться, следовательно…
— Следовательно… Мы ждем ваших приказаний, господин Берков.
Наступила минутная пауза; на лице Артура отражалась борьба, которая постепенно уступила место суровой решительности.
— Я напишу в М. Письмо дойдет сегодня же. Чему быть, того не миновать!
— Наконец-то! — как бы с упреком вполголоса сказал инженер. — Давно пора.
Артур подошел к письменному столу.
— Теперь идите и позаботьтесь о том, чтобы директор и остальные служащие остались на тех местах, которые я им указал, когда был на заводе. Пусть они не трогаются с места, пока я сам не приду. Сегодня утром было бесполезно вмешиваться в этот дикий хаос; может быть, это возможно теперь. Через полчаса я приду туда. Если за это время случится что-нибудь особенное, сообщите мне немедленно.
Собираясь уходить, инженер еще раз обратился к хозяину.
— Я знаю, чего вам стоило это решение, господин Берков, — серьезно сказал он, — и никто из нас не упрощает положения, но не следует всегда предполагать только худшее. Может быть, обойдется и без кровопролития.
Выйдя из кабинета, инженер так спешил и настолько был поглощен разными мыслями, что не заметил спрятавшейся за портьерой молодой женщины. Не взглянув ни разу в ее сторону, он быстро пересек комнату и затворил за собой дверь. Супруги остались одни.
На последние слова инженера Артур ответил горькой усмешкой.
— Слишком поздно, — глухо сказал он. — Они не сдадутся без кровопролития. Я должен ответить за содеянное отцом!
Он бросился в кресло и положил голову на руку. Теперь, когда он остался один, когда ему не надо было как хозяину подавать пример мужества другим, лицо его резко изменилось: только что решительное и энергичное оно стало изможденным и измученным, как это бывает и с самым сильным человеком, если он неделями живет в напряжении, на пределе нравственных и физических сил. Это лицо выражало отчаяние и безысходность, столь естественные для того, кто постоянно тщетно борется с проклятием прошлого, которое неожиданно обрушилось на него всей своей тяжестью. Казалось бы, вина его — всего лишь в безразличии к делам отца, в равнодушном отношении к предстоящим обязанностям. Горький упрек отцу, готовый сорваться с его уст, невольно замер при воспоминании о только что прозвучавшем ужасном намеке. Но ведь именно он, отец, был единственным виновником сложившегося положения, когда его сын, на грани разорения, покинутый женой и друзьями, после отчаянной борьбы доведен до страшной необходимости использовать крайнюю меру, чтобы спасти себя и то, что еще в эту минуту считал своим, от застарелой ненависти, которая росла долгие годы и теперь принесла свои горькие плоды. Артур закрыл смертельно усталые глаза и облокотился на спинку кресла… Силы покинули его.
Евгения тихо вышла из своей засады и переступила порог кабинета. Все было забыто: и угрожающая ей опасность, и обвинение, заставившее ее только что содрогнуться, и тот, кого оно касалось, и все, что с ним связано. Теперь, приближаясь к своему мужу, она видела только его одного и думала лишь о нем. Завеса, так долго разделявшая их, должна была, наконец, разорваться, и все выясниться, а между тем она трепетала перед развязкой, как перед смертным приговором. Что, если она ошиблась и будет встречена не так, как этого ожидала и заслужила, принеся в жертву свою гордость? Кровь бурным потоком приливала к сердцу женщины, и оно бешено колотилось от страха, — в следующую минуту для нее решалось все.
— Артур! — тихо окликнула она.
Он вскочил, озираясь вокруг, как будто услышал голос духа. Там, на пороге, где она сказала ему последнее «прощай», стояла его жена, и в ту минуту, когда он узнал ее, исчезли все сомнения и раздумья. Он сделал движение, чтобы броситься ей навстречу, а вырвавшийся у него крик радости и блеск в глазах выдали ей все то, что скрывало долгое самообладание.
— Евгения!
Молодая женщина вздохнула свободно, как будто гора свалилась у нее с плеч. Его взгляд и тон, каким он произнес ее имя, убедили ее, что все сомнения напрасны. Хоть он сдержал свое страстное движение и, как будто защищаясь, облекся в прежнюю маску, было уже поздно — она увидела слишком много.
— Откуда ты? — наконец, спросил он, с трудом овладев собой, — так внезапно, так неожиданно… и как ты попала в дом? На заводах самый разгар бунта, и там ты никак не могла пройти.
Евгения медленно приближалась к нему.
— Я пришла несколько минут тому назад и, разумеется, пробивалась сюда с большим трудом. Не спрашивай меня, каким образом… довольно того, что добралась. Я хотела быть рядом с тобой прежде, чем придет опасность.
— Что это значит, Евгения? Что означает этот тон? Курт, очевидно, напугал тебя своими рассказами, несмотря на мои просьбы и даже запрещения. Я не хочу никаких жертв по долгу или из великодушия. Ты знаешь это!
— Да, я это знаю! — твердо возразила молодая женщина. — Ты уже раз оттолкнул меня. Ты не мог простить мне того, что я была несправедлива к тебе и из мести за это чуть было не пожертвовал мной и собой. Артур, кто же из нас более жесток и беспощаден?
— Это была не месть! — тихо сказал он. — Я дал тебе свободу… Ты сама хотела этого.
Евгения стояла уже совсем близко. Слово, которое прежде ни за какие сокровища в мире не сорвалось бы с ее языка, ей так легко было произнести теперь, когда она поверила, что любима. Она подняла на него свои темные, полные слез глаза.
— А если я скажу своему мужу, что не хочу свободы без него, что я вернулась, чтобы делить с ним все, что бы нас ни постигло… что я полюбила его! Неужели он опять прогонит меня?
