Пролог
Несколько лет назад
Он не мог спать.
В этом не было ничего нового. Пора было к этому привыкнуть.
Но нет. Каждую ночь Себастьян Грей закрывал глаза с надеждой уснуть. А почему бы и нет? Он был абсолютно здоров, в ясном уме и твердой памяти, то есть вполне счастливый человек. Не было у него причин не спать.
Но уснуть у него не получалось.
Правда, так случалось не всегда. Иногда — и он понятия не имел, почему было то так, то иначе, — он клал голову на подушку и тут же проваливался в благодатный сон. Но остальное время он ворочался, вставал, чтобы почитать, пил чай, снова ворочался, метался, крутился, снова садился, смотрел в окно, опять ворочался, крутился и, наконец, махнув рукой на тщетные усилия, вставал и любовался рассветом.
Сколько рассветов он перевидел! По правде говоря, теперь Себастьян считал себя знатоком рассветов на Британских островах. Экспертом!
Разумеется, потом наступит изнеможение и где-нибудь после рассвета он погрузится в сон. В постели или в кресле, а то и прижавшись лицом к столу. Бывали и такие неприятные случаи. Такое происходило не каждый день, но достаточно часто, чтобы он заработал прозвище лежебоки и сони, что его крайне забавляло. Ведь не было на свете ничего, что доставляло ему такое удовольствие, как бодрящее свежее утро, и, разумеется, никакая трапеза не насыщала так, как здоровый английский завтрак.
И потому он приучил себя жить, как умел с этой своей слабостью. У него вошло в привычку завтракать в доме кузена Гарри, во многом из-за того, что тамошняя экономка подавала чертовски хорошую еду, но также и потому, что Гарри теперь всегда ждал его появления, а это означало, что Себастьян в девяти случаях из десяти обязан был к нему явиться. То есть он не мог позволить себе засыпать каждое утро в половине седьмого. Что, в свою очередь, приводило к тому, что на следующий вечер он был более усталым, чем обычно, и, забираясь в постель, мог рассчитывать легче заснуть.
Теоретически.
Нет, подумалось ему, он несправедлив. Не стоит обращать свой сарказм вовнутрь. Его грандиозный план воплощался в жизнь не идеально, но все-таки… иногда срабатывал. Он спал гораздо лучше. Просто не сегодня.
Себастьян поднялся и, подойдя к окну, уперся в него лбом. Снаружи было холодно, и стекло сразу заледенило его. Он любил это ощущение. Это было великолепно. Это ярко напоминало ему, что он принадлежит к человечеству. Он мерз и, значит, был жив. Он мерз и, значит, не был неуязвимым. Ему было холодно, и, значит…
Он отступил на шаг и презрительно фыркнул. Он мерз, и это значило, что ему холодно. И ничего больше.
Он удивился тому, что не шел дождь. Когда он ночью приехал домой, дождь вроде бы собирался. Будучи на континенте, он неплохо научился предсказывать погоду. Так что, по-видимому, дождь вскоре начнется.
Он прошелся к середине комнаты и зевнул. Может быть, стоит почитать что-нибудь? Иногда это нагоняло на него сон. Разумеется, это как когда. Он мог чувствовать себя бесконечно сонным, но не засыпал. Закрывал глаза, укладывал поудобнее подушку и…
И ничего.
Он просто лежал и ждал, ждал, ждал. Он пытался опустошить ум от мыслей, потому что именно это и следовало бы сделать в первую очередь. Это было необходимо. Пусть перед ним возникнет чистый лист. Пустое полотно. Если бы он мог обнять абсолютную пустоту, он сумел бы заснуть. В этом он был уверен.
Но ничего не получалось. Потому что каждый раз, как Себастьян Грей пытался обнять пустоту, погрузиться в нее, возвращалась война, и он тонул в ней.
Он это видел. Чувствовал. Снова и снова. Все те вещи, которые вполне достаточно было увидеть и почувствовать один раз… Более чем достаточно.
И потому он открывал глаза. Потому что тогда перед его взором была его же обычная спальня, с мягкой постелью. Одеяло было зеленым, занавески — золотистыми, а стол — деревянным.
И еще было тихо. Днем сюда проникали городские звуки, но ночью в этой части города почти всегда стояла тишина. Поистине поразительно, каким наслаждением было слушать эту тишину. Слушать ветер и, может быть, перекличку птиц, а не прислушиваться настороженно к шагам или выстрелам. А то и к чему-то похуже.
Казалось бы, ему должно прекрасно спаться в этой чудесной тишине.
Он снова зевнул. Может быть, все-таки почитать? Днем он захватил несколько книг из библиотеки Гарри. Особенно выбирать там было не из чего: Гарри любил читать по-французски или по-русски. И хотя Себастьян тоже знал оба эти языка (их общая бабушка по материнской линии на этом настаивала), пользоваться ими не было для него так же естественно, как для Гарри. Читать на каком-то языке, кроме английского, было для него работой, а Себастьян сейчас хотел развеяться.
Неужели это слишком много: желать от чтения просто возможности отдохнуть?
Вот если бы ему нужно было написать книгу, это было бы занятие для души. И смерти там были бы, но не слишком много. И безусловно, не главных персонажей. Это действовало бы слишком угнетающе.
А еще там бы обязательно была любовная история. И опасности. Опасность — это прекрасно!
Возможно, еще чуточку экзотики. Но не слишком много. Себастьян подозревал, что большинство авторов небрежно относились к подготовительным исследованиям. Он недавно прочел роман, где действие происходило в арабском гареме. И хотя Себастьян находил идею насчет гарема увлекательной и интересной — даже весьма интересной, — он сомневался, что автор разобрался в деталях и был точен. Он любил приключения, как многие люди, но даже ему трудно было поверить, что героиня, мужественная англичанка, сумела сбежать, вывесив из окошка змею и спустившись по ней на землю.
Усугубив издевательство над читателем прямым враньем, автор даже не потрудился сообщить, с какой змеей она это проделала.
Нет, право, он превзошел бы подобных писак.
Если он решит написать книгу, он поместит место действия в Англию. По крайней мере змей здесь не будет, это точна.
А героем станет не какой-то жалкий денди, занятый лишь покроем своего жилета. Если он возьмется писать книгу, герой у него будет героическим!
Но с загадочным прошлым. Чтобы было поинтереснее.
И конечно, не обойтись без героини. Ему нравились женщины. Он сумеет описать одну из них. Как он ее назовет? Как-нибудь обычно. Например, Джоанна. Нет, это звучит слишком воинственно. Может быть, Мэри? Или Анна?
Да, Анна. Это имя ему нравится. Звучит приятно. Но если он введет ее в свой роман, у нее не будет семьи. Некому будет звать ее по имени. Ему нужно дать ей хорошую фамилию. Чтобы легко слетала с языка. Приятно звучала.
Сейнсбери.
Он помедлил, обдумывая. Сейнсбери. Почему-то звучание напомнило ему сыр.
