Однако здесь ей определенно не стоило находиться. Разумеется, Луиза пришла бы в ужас. Дед был бы в ярости. А бабушка…
Ну, бабушка, по всей вероятности, рассмеялась бы, но Аннабел уже успела понять, что ей не следует подражать бабушкиному поведению.
Она задумалась, сумеет ли найти обратный путь с пустоши в сад Троубриджей. Это было большое поместье, и тут наверняка имелся не один проход в живой изгороди. Но пока…
Она поглядела вдаль, на открывшийся перед ней простор. Как замечательно было обнаружить такое дикое место неподалеку от города! Буйные заросли были темны, а воздух… В нем чувствовалась бодрящая свежесть, по которой она, как оказалось, отчаянно соскучилась. Он был не просто чистым и прозрачным — она понимала, что ей этого не хватало с первого дня, как вдохнула мутноватый газ, по какой-то ошибке считавшийся в Лондоне воздухом. Но этот воздух, чуть терпкий и холодный, с каждым вдохом покусывал ей кожу и горло.
Райское наслаждение!
Она подняла глаза к небу, подумав, не светят ли здесь и звезды ярче. Нет, такого чуда она не заметила, но тем не менее не опускала голову и медленно пошла назад, любуясь тонким серпом месяца, криво повисшим над зарослями.
Такая ночь обязана была быть волшебной. И была бы, если б не этот противный граф с повадками мужлана, который грубо облапал ее, хотя по возрасту годился ей в дедушки. Ночь была бы волшебной, если б на ней было сейчас алое платье, гораздо более подходившее к цвету ее лица, чем этот розовый, какой-то бледно-пионовый цвет.
И еще если бы ветер дул в такт вальсу. Если бы шорох листьев напоминал звуки кастаньет, а где-то в тумане ждал ее прекрасный принц.
Конечно, здесь не было тумана, но и принца тоже не было. А был похотливый старик, который пытался делать с ней ужасные вещи. И, в конце концов, ей придется позволить ему это.
Ее целовали три раза в жизни. Первым был Джонни Метэм, который настаивал, чтобы его звали Джон, но поскольку ему было всего восемь лет, когда он чмокнул ее в губы, он, безусловно, был Джонни.
Второй раз это был Лоуренс Фенстоун, который сорвал у нее поцелуй в День мая, три года назад. Уже стемнело, и кто-то подлил рома в обе чаши с пуншем, так что вся деревня распоясалась. Аннабел удивилась, но не рассердилась и, по правде говоря, просто расхохоталась, когда он попытался сунуть язык ей в рот.
Это казалось таким нелепым!
Но Лоуренса это не позабавило, и он гордо зашагал прочь, слишком уязвленный в своей мужской гордости, чтобы продолжать ухаживания. Потом он не разговаривал с ней целый год, до тех пор пока не вернулся из Бристоля с робкой женой, миниатюрной глупенькой блондинкой. То есть совершенной противоположностью Аннабел.
А третий поцелуй она получила сегодня, когда лорд Ньюбери вжался всем телом в нее и то же самое проделал с ее ртом.
Внезапно тот старый эпизод с Лоуренсом Фенстоуном и его языком почему-то не показался ей забавным.
Лорд Ньюбери сделал то же самое, пытаясь втиснуть свой язык между ее губами, но она крепко стиснула зубы, так что даже челюсть заболела. А затем она сбежала. И пусть такое поведение можно посчитать трусостью, но иногда это единственный благоразумный выход. Пусть даже это привело ее на пустошь и какая-то влюбленная парочка преградила ей дорогу обратно в бальный зал. Что выглядело несколько комично.
Впрочем, это не важно.
Она надула щеки, а затем медленно выдохнула воздух, неторопливо направляясь назад. Ну и ночка выдалась! И вовсе она не была волшебной. Не была…
— Ох!
Ее ступня соприкоснулась с чем-то — Господи! Кажется с чужой ногой?! — Аннабел, отшатнувшись, чуть не упала. Единственное, о чем она подумала, — это что споткнулась о мертвое тело.
По крайней мере, она понадеялась, что на мертвое. Безжизненное тело уж точно представляло гораздо меньшую угрозу ее репутации, чем живое.
* * *
Себастьян был человеком терпеливым, и ему несложно было подождать минут двадцать, чтобы они с Элизабет вернулись в бальный зал вполне респектабельно, то есть врозь. Прелестной леди Селларс следовало беречь свою репутацию, не то, что ему. Не то чтобы их связь была такой уж тайной. Элизабет была молода и красива и уже одарила мужа двумя сыновьями. К тому же, если Себастьян не ошибался, лорда Селларса гораздо больше интересовал его мужественный секретарь, чем собственная жена. Такое в жизни тоже случается.
Так что никто не ожидал от леди Селларс, что она станет хранить ему верность. Никто.
Но внешние приличия все же принято соблюдать, а потому Себастьян удовлетворенно оставался на одеяле (ловко пронесенном сюда предприимчивым лакеем) и любовался ночным небом.
Здесь, на пустоши, царили мир и покой, хоть ветерок доносил далекие звуки бальной музыки. Он ведь не слишком отдалился от сада Троубриджей. Элизабет не настолько любила приключения. Но все же он чувствовал себя крайне одиноким.
И самое странное — ему это нравилось.
Не часто он наслаждался одиночеством. По правде говоря, почти никогда. Но было какое-то очарование в безлюдье пустоши, в том, чтобы находиться на ее открытом пространстве. Это напомнило ему войну. Долгие ночи без крыши над головой… под пологом деревьев.
Он ненавидел эти ночи.
Было непонятно и странно, что окружение, вызвавшее в памяти войну, сейчас принесло его душе такое удовлетворение… Впрочем, немногие нынешние мысли были ясны и понятны. Так что не стоило и искать в них смысл.
Он закрыл глаза. Под веками угнездилась черно-коричневая тьма, совсем не похожая на лиловый сумрак ночи. У тьмы всегда было столько оттенков. Это было странно и даже несколько тревожно. Но…
— Ох!
Чья-то нога споткнулась о его левую голень, и он открыл глаза, как раз вовремя, чтобы заметить женщину, падающую назад.
Прямо на его одеяло.
Он улыбнулся. Все-таки небеса были к нему благосклонны.
— Добрый вечер, — промолвил он, приподнимаясь на локтях. Женщина ничего не ответила, что было неудивительно, ведь она пыталась сообразить, каким образом приземлилась прямо на попку. Он наблюдал, как она пыталась подняться на ноги. Это давалось ей с трудом. Почва под одеялом была неровной, а незнакомка, судя по прерывистому дыханию, никак не могла восстановить равновесие.
Он задумался, не назначено ли у нее тоже свидание. Возможно, где-то неподалеку по темной пустоши бродит какой-то нетерпеливый джентльмен, который только и ждет момента, чтобы на нее наброситься.
Себастьян склонил голову набок, рассматривая даму, которая отряхивала платье, и решил, что, по всей вероятности, ошибся: она не производила впечатления любительницы приключений, делающей что-то украдкой и опасающейся быть замеченной. Кроме того, на ней было надето что-то белое или бледно-розовое… словом, какого-то «девственного» оттенка. Разумеется, дебютанток тоже можно соблазнять — хотя Себастьяну никогда этого не приходилось делать. У него были некоторые твердые, устоявшиеся принципы, пусть в это почти никто не верил. Но по его наблюдениям, за девственницами следовало ухаживать в домашней обстановке. Не спеша и обстоятельно. Таких не заманишь на прогулку по диким зарослям пустоши. Даже самая глупая девица вовремя опомнится и сообразит, куда ее ведут.
