– Я говорю о том, что есть.
– Вы полагаете, что тело иноземного авиатора находится внутри этого «эклера»?
– Да, он там. И он жив.
– Но вы не можете знать об этом.
– Я знаю. – Как?
– Я не могу объяснить, Федор Францевич, честное слово, – это знание входит в меня… – Андрей постучал себя согнутым пальцем по виску, чем никак не убедил профессора.
– Я противник любой мистики, – сказал тот. – Любое явление имеет физическое объяснение.
– Здесь нет никакой мистики, – сказал Андрюша. – А где Костик?
– Он отошел в сторону.
– Он не захотел сюда идти?
– Ни в коем случае.
Профессор провел пальцем по поверхности саркофага. Саркофаг был холодным, ледяным.
– Но если обитатель этого аппарата жив и не пострадал, значит, он может отсюда выйти?
– Только с нашей помощью, – сказал Андрюша. Он вздохнул и проговорил другим тоном, виновато:
– Простите, Федор Францевич, но я за секунду до ответа не знаю его. Меня самого это пугает.
– У вас возникает какое-то чувство? – заинтересовался профессор. В нем проснулся исследователь. – Или это слуховая подсказка?
– Не знаю, честное слово, не знаю.
– Но ощущаете ли вы какое-либо чувство опасности? Может быть, ловушки, угрозы?
– Я ничего не ощущаю, я ничего не знаю.
– А как тогда вы можете помочь этому неизвестному существу?
– Я для этого… должен подойти к пульту управления.
– Как вы сказали?
– Вот этот пюпитр именуется пультом управления анабиозной камерой.
– Простите меня великодушно, Андрюша. Приходилось ли вам ранее сталкиваться со словом «анабиоз»?
– Смутно вспоминаю… Не связано ли это с зимней спячкой жаб?
– Хорошо. Оставим этот предмет. Вы убеждены, что нам это ничем не грозит?
– Убежден.
– Но вдруг это ловушка?
– Ловушка какого рода? – удивился Андрюша. – Вы хотите сказать, что этот корабль сознательно потерпел крушение, чтобы привлечь нас в этот дикий край? Не проще ли тогда было опуститься незаметно, без шума и грохота, и завоевать Землю?
– Что мы знаем об образе мыслей столь чуждых для нас существ? – возразил Мюллер. – Мне пришлось как-то услышать сравнение: представьте себе человека, который идет по лесу и наступает на муравейник. Заметит ли он, что раздавил нас с вами?
– Что же вы предлагаете, профессор? Уйти?
– А он похож на человека?
– Я не знаю.
– Надо посмотреть. Возможно, здесь находятся какие-либо документы, возможно, фотографии его близких.
– Это что-либо изменит?
– Но вдруг там находится тигр? Или еще хуже – паук?
– Если Вселенная населена разумными пауками, – сказал Андрюша, напяливая на длинный нос очки, – то, значит, нам нужно готовить себя к тому, что придется с ними общаться. Кстати, а что, если мы им тоже неприятны?
– Мы? – Эта мысль сбила с толку профессора. Он никогда еще не пытался увидеть себя с точки зрения разумного паука.
Он поглядел на Андрюшу иным, чем прежде, взглядом. Андрюша, который, по мнению профессора, не отличался живым и быстрым умом, проявлял завидную рассудительность, и неясно было – то ли это упущение профессора, не замечавшего этого в Андрюше ранее, то ли следствие внутреннего голоса, руководившего Андрюшей.
– Мы можем теперь приступить к пробуждению астронавта, – сказал Андрюша. – Вы не возражаете, Федор Францевич?
– Ну что вы, разумеется, приступайте, – сказал профессор. – Смогу ли я при этом находиться?
– Разумеется, почему бы нет?
– Несмотря на разумные опасения, – сказал профессор, – мне как ученому необходимо наблюдать как само появление иноземца, так и ваше, Андрюша, поведение, ибо вы, очевидно, контролируетесь загадочной внешней силой.
– Наверное, – согласился без радости Андрюша. – Начиная с того момента, как догадался повернуть люк. А как вы думаете, почему эта сила действует только на меня?
Так как Мюллер не ответил, Андрюша пошел к пюпитру, который он загадочно называл пультом управления, и остановился перед ним в замешательстве.
– Не знаю, что делать, – сказал он.
– А вы закройте глаза, – посоветовал профессор, – сосредоточьтесь, а потом расслабьтесь.
Профессор вытащил записную книжку, надеясь, что ему удастся записать то, чего еще не наблюдали глаза человека.
Андрюша закрыл глаза, сосредоточился, потом открыл их снова и сказал:
– Ничего не снизошло.
– Подождем, – сказал профессор.
Он спрятал записную книжку в карман плаща, а сам пошел вдоль округлых белых стен, изучая их и стараясь отыскать проход в следующее помещение.
Тут его путешествие было прервано неприятным скрипящим звуком.
Он вздрогнул, резко обернулся и увидел, что Андрюша склонился над пультом и нажимает на нем кнопки.
– Андрюша! – предупреждающе крикнул профессор. – Осторожнее! Вы же все поломаете!
– Погодите, – огрызнулся Андрюша и продолжал свое дело. Только тогда профессор догадался, что Андрюша действует по указаниям внутреннего голоса.
– Не спешите, – предупредил профессор. – Не ошибитесь. Прислушайтесь внимательно.
Он подошел ближе, чтобы помочь Андрюше, если возникнет надобность, и все прислушивался к себе – не возникнет ли внутренний голос в нем, что было бы справедливо и правильно, потому что жизненный и научный опыт профессора мог пригодиться иноземцу более, чем незначительный опыт Андрюши.
Неприятный звук сменился другим, не менее неприятным – скорее схожим с продолжительным визгом.
Профессор был убежден, что Андрюша все делает неверно, и боролся с желанием вмешаться и остановить юного помощника, но что-то приковало его ноги к упругому полу. Может быть, страх, а может, и высшая сила – профессору так и не суждено было разобраться в этом. Да и некогда разбираться, потому что освещение в круглой комнате стало меняться – тускнеть и в то же время становиться все более тревожным. Остро и сильно запахло озоном, словно в комнате взорвалась шаровая молния, по белым бесплотным стенам пробежала дрожь, связанная с изменениями в их цвете. Странная дрожь господствовала и в воздухе. Воздух багровел, будто наполнялся кровью, и тут с легким шорохом крышка саркофага начала сдвигаться, не падая при этом на пол, а оставаясь подвешенной в воздухе. Она полностью отошла вперед, отрезав таким образом профессора от Андрюши, который, не оборачиваясь, внимательно следил за огоньками и значками, возникавшими в овальных окошечках на пульте. А профессор обратил свой взор к открывшейся внутри саркофага картине. Там, полностью погруженный в некую полупрозрачную жидкость, лежал подвешенный словно в насыщенном соляном растворе молодой человек замечательного гармоничного сложения с чистым правильным лицом… И, что смутило профессора и заставило его на мгновение отвести взор, совершенно обнаженный. Человек спал или был мертв.
