В животе заурчало, и, надев сапоги, она поспешила в столовую. Генри удивилась, увидев там Данфорда. В это утро она поднялась раньше обычного, и то, что он опередил ее, казалось невероятным.
Он окинул взглядом ее одежду, но выражение его лица при этом не изменилось. Генри так и не смогла понять, что скрывалось в глубине этих карих глаз.
— Хлеб? — любезно предложил он, протягивая тарелку.
Она взяла ломтик и положила перед собой.
— Джем? — Он пододвинул банку с джемом.
«Малиновый, — рассеянно отметила про себя Генри, — или смородиновый. Впрочем, все равно». И принялась намазывать его на хлеб.
— Яичницу?
Отложив в сторону нож, она положила немного яичницы на тарелку.
— Чай?
— Прекрати, пожалуйста, — не выдержала она.
— Я просто хочу казаться вежливым, — негромко произнес он, аккуратно вытирая салфеткой уголки губ.
— Я в состоянии позаботиться о себе, мой господин, — проворчала она и, приподнявшись со стула, неловко потянулась через весь стол за блюдом с ветчиной.
Он улыбнулся и продолжил свой завтрак, отметив про себя, что ему очень нравится подтрунивать над ней. Она сердится. Ей не по душе его покровительственный тон. Данфорд сомневался, чтобы кто-нибудь учил ее поведению за столом. Карлайл, пожалуй, предоставлял ей слишком много свободы. И тем не менее Генри было немного обидно, что он только сейчас подумал о ее репутации. Данфорд понимал это и чувствовал свою вину. Он был так увлечен своим новым поместьем, да и Генри вела себя настолько странно, что ему и в голову не пришло подумать о щекотливости сложившейся ситуации. Размышляя над этим, Данфорд рассеянно постукивал вилкой по столу. Он не заметил бы этого, если бы Генри не взглянула на него так, словно была убеждена, что он делает это с намерением досадить ей.
— Генри, — как можно любезнее постарался сказать он, — все это время я думал.
— Это тебя не очень утомило?
— Генри… — В его голосе слышались предупреждающие нотки.
Но она продолжила:
— Чрезвычайно почтенное занятие.
— Все это время я думал… — Он помолчал, ожидая, что она снова прервет его. На этот раз она благоразумно молчала, и он продолжал: — Я собираюсь вернуться в Лондон. Сегодня же.
Генри почувствовала, как сжалось ее сердце. Он уезжает? Конечно, она сердилась, она даже злилась на него, но совсем не хотела, чтобы он уезжал. Она уже привыкла к тому, что он всегда был рядом.
— Ты едешь со мной.
Выражение ее лица поразило Данфорда. Это было ни шоком, ни ужасом, ни гневом. Этому не было названия. Наконец она прошипела:
— Ты — сумасшедший?
— Возможно.
— Я не поеду в Лондон.
— А я говорю, поедешь.
— Что мне делать в Лондоне? — Она развела руками. — И главное, кто останется здесь вместо меня?
— Я уверен, мы кого-нибудь подыщем. В Стэннедж-Парке полно хороших слуг. В конце концов, ты сама вышколила их.
Генри решила проигнорировать комплимент:
— Я не поеду в Лондон.
— У тебя нет выбора, — как можно мягче постарался сказать он.
— С каких это пор?
— С тех пор, как я стал твоим опекуном.
Она злобно смотрела на него.
Данфорд взял со стола чашку кофе и сделал глоток, продолжая смотреть на нее из-за края чашки.
— В поездку советую тебе надеть какое-нибудь из твоих новых платьев.
— Я уже сказала, что не поеду.
— Не дави на меня, Генри.
— Это ты не дави на меня! — вырвалось у нее. — Зачем тебе тащить меня в Лондон?! Я не хочу уезжать. Мои желания что-нибудь значат?
— Генри, ты ведь никогда не была в Лондоне.
— Миллионы людей на этой планете живут счастливо, мой господин, ни разу не посетив столицу. Уверяю тебя, я — одна из них.
— Если тебе не понравится, ты вернешься.
Она не верила ему. Сейчас он мог наобещать что угодно, лишь бы добиться ее согласия. Генри решила изменить тактику.
— Если я поеду в Лондон с тобой, моей репутации несдобровать, — произнесла она спокойно. — Самый простой выход — оставить меня здесь. Все будет, как прежде, до твоего приезда.
Данфорд вздохнул:
— Генри, скажи, почему ты не хочешь ехать в Лондон?
— У меня и здесь много дел.
— А если честно?
Она прикусила нижнюю губу.
— Просто мне не по душе званые вечера, балы и тому подобные развлечения. Это не для меня.
— Откуда ты знаешь? Ты ни разу не была на них.
— Посмотри на меня! — воскликнула она. — Ты только посмотри на меня! — Она встала перед ним. — Да меня засмеют в первой же гостиной.
— Ну это поправимо. Разве сегодня утром не привезли новые платья?
— Не издевайся надо мной. Дело не только в одежде, Данфорд. Дело во мне! — Раздосадованная, она пнула стул и подошла к окну. Сделав несколько глубоких вдохов, она попыталась успокоиться, но это не помогло. Наконец она тихо спросила:
— Ты хочешь, чтобы дурнушка развлекла твоих лондонских друзей? Ведь так? Я не хочу становиться всеобщим посмешищем. Ты собираешься…
Он подошел неслышно. Она даже не успела понять, что произошло, пока не почувствовала его прикосновение. Данфорд повернул ее к себе лицом. — Помнится, вчера вечером я просил не называть себя дурнушкой.
— Но ведь это правда! — Генри ужаснулась своему голосу, слезам, катившимся по щекам, и попыталась вырваться из его рук. Он видит, как ей плохо, почему же не оставит ее в покое?
Но Данфорд держал ее крепко.
— Неужели ты не понимаешь, Генри? — ласково сказал он. — Именно поэтому я и беру тебя в Лондон. Я хочу доказать тебе, что ты вовсе не дурнушка, а красивая и желанная женщина, которую любой мужчина посчитает за честь назвать своей.
Она молча смотрела на него не в состоянии поверить тому, что услышала.
— И любая женщина, — продолжил он тихо, — с гордостью назовет тебя другом.
— Я не могу, — еле слышно сказала она.
— Нет, можешь. — Он улыбнулся. — Иногда мне кажется, что ты все можешь.
Она покачала головой и тихо произнесла:
— Нет.
Данфорд разжал руки и отошел к соседнему окну. Он был поражен тем, насколько не безразлична стала ему Генри, ему очень сильно хотелось вернуть ей уверенность в себе. Неужели это говорит та самая девушка, которая взяла на себя управление поместьем и сделала его одним из лучших? Та, которая хвасталась, что может оседлать любую лошадь в Корнуолле? Та, что отняла у него десять лет жизни, забравшись в улей к диким пчелам? Ему трудно поверить, что Лондон может ее испугать.
