Данфорд убрал руку и повернулся.
— Полагаю, тебе интересно будет узнать, почему я вернулся.
— Мне… в общем, да. Думаю, причина не во мне.
Он поморщился, словно от боли.
— У Эммы родился мальчик. Я подумал, что ты обрадуешься этому известию. — Он видел, как грусть на ее лице сменилась радостью.
— Да это же просто чудесно! — воскликнула она. — Они уже дали ему имя?
— Вильям. — Он добавил несмело: — В мою честь.
— Ты, должно быть, очень гордишься.
— Так оно и есть. Буду крестным отцом. Это большая честь для меня.
— Конечно. Должно быть, ты счастлив. Они тоже, наверное, счастливы.
— Да, вполне.
На этом предмет разговора был исчерпан. Генри смотрела на ноги Данфорда, тот смотрел поверх ее головы. Наконец она произнесла:
— Мне действительно нужно принять ванну.
В дверь постучали, и две служанки внесли ведра с горячей водой. Они выдвинули ванну из гардеробной и начали наполнять ее водой. Данфорд смотрел на Генри, представляя ее купающейся. В конце концов он выругался про себя и вышел из комнаты.
Когда Генри снова вышла к мужу, от нее пахло цветами. И чтобы он не думал, будто она носит мужскую одежду из желания досадить ему, она надела платье.
Данфорд коротал время в гостиной и в ожидании ужина потягивал виски. Когда вошла Генри, он встал.
— Ты прекрасно выглядишь, Генри, — произнес он таким тоном, словно сожалел об этом.
— Спасибо. Ты тоже хорошо выглядишь. Ты всегда хорошо выглядишь.
— Выпьешь чего-нибудь?
— Я… да. Нет-нет. То есть да. Да, выпью.
Он повернулся к ней спиной, чтобы она не видела, как он улыбнулся, и взял в руки графин.
— Чего тебе налить?
Все равно, — ответила она нерешительно.
Данфорд налил ей рюмку шерри.
— Держи.
Она взяла рюмку, стараясь не касаться его руки, сделала глоток, подождала, пока вино прибавит ей смелости, и спросила:
— Ты надолго приехал?
Его губы дрогнули.
— Тебе не терпится избавиться от меня, Генри?
— Нет, — поспешила ответить она. — Вовсе нет. Просто я подумала, что тебе самому не захочется задерживаться здесь надолго. Я была бы счастлива, если бы ты остался, — вырвалось у нее, но тут же из гордости она добавила: — Ты мне нисколько не помешаешь.
— Ну конечно. Ведь я такой милый! Я чуть не забыл.
Генри поежилась от его сарказма.
— Я бы не поехала в Лондон, чтобы не помешать тебе, — отпарировала она. — Боже упаси мешать твоей светской жизни.
Он с удивлением посмотрел на нее:
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты достаточно хорошо воспитан, чтобы не говорить со мной об этом, — с горечью отозвалась Генри. — Или ты меня считаешь слишком тактичной.
Данфорд встал.
— Я провел в пути весь день и слишком устал для того, чтобы разгадывать твои ребусы. Я иду ужинать. Присоединяйся, если захочешь. — И вышел из комнаты.
Генри уже достаточно хорошо знала светский этикет, чтобы понять, как непростительно грубо он повел себя по отношению к ней. Кроме того, она поняла, что сделал он это нарочно. Выбежав из комнаты вслед за ним, она крикнула ему вдогонку:
— Я не голодна.
Затем бегом поднялась по лестнице к себе в комнату, не обращая внимания на урчание в животе.
Ужин не удался: он ел и совсем не чувствовал вкуса, стараясь не обращать внимания на слуг, в нерешительности топтавшихся у пустого стула напротив. По-видимому, они не могли решить, стоит им убрать прибор Генри или нет. Это было ужасное ощущение — сидеть под враждебными взглядами слуг, души не чаявших в Генри.
С грохотом отодвинув стул, он поднялся в свой кабинет и налил себе бокал виски. Потом еще. И еще… Он пил не для того, чтобы опьянеть. Ему это было необходимо, чтобы прийти в себя и дождаться, пока заснет Генри.
Слегка пошатываясь, он пошел в спальню. Как же ему держаться с женой? Господи, он совсем запутался. Он продолжал любить ее против своего желания. Он хотел возненавидеть ее и не мог. Глупо винить Генри за то, что она не может ответить ему взаимностью, глупо винить ее за любовь и преданность земле. Он страстно желал эту женщину, ненавидел себя за слабость и никак не мог понять ее до конца.
Ясно лишь то, что она не любит его.
«Жаль, что я… Жаль, что я не люблю тебя».
Что ж, ее нельзя винить за это, по крайней мере она старалась быть ласковой с ним.
Данфорд повернул дверную ручку и вошел в комнату. Его взгляд упал на кровать. Генри! Он затаил дыхание. Она его ждет? Значит, она хочет его? Нет, подумал он с горечью, это всего лишь означает, что в другой спальне нет кровати.
Она безмятежно спала, и ее грудь слегка приподнималась в одном ритме с дыханием. Полная луна заливала спальню мягким светом. Данфорд тихо опустился в мягкое кресло. Ему и этого будет достаточно. Вот так сидеть и смотреть на нее.
Проснувшись на следующее утро, Генри приоткрыла глаза. Она спала удивительно хорошо, несмотря на вчерашние переживания. Она зевнула, потянулась и села в кровати. И сразу же увидела его. Данфорд спал в кресле на противоположном конце комнаты. И по всему было видно, что ему очень неудобно. Зачем он сделал это? Неужели подумал, что она не пустит его в кровать? Или она настолько неприятна ему, что сама мысль об этом казалась ему невыносимой?
Вздохнув, Генри выскользнула из кровати и прошла в гардеробную. Надела бриджи, рубашку и вернулась в спальню.
Данфорд даже не шевельнулся. Темные волосы спадали ему на глаза, а губы чуть припухли со сна. Генри ужасно хотелось их поцеловать. Удивительно, как он помещался в таком маленьком кресле!
Генри стало невыносимо жаль его. Она готова была простить ему то, что он оставил ее сразу после свадьбы, и забыть его оскорбительную грубость накануне. Она готова была смириться даже с тем, что не была желанна ему настолько, чтобы он расстался со своей любовницей. Она думала только о том, что все еще любит его, несмотря ни на что, и не может видеть, как он страдает. На цыпочках она подошла к нему и взяла за плечи.
— Вставай, Данфорд, — прошептала она, пытаясь поднять его на ноги.
Он несколько раз моргнул.
— Генри?
— Пора в постель, Данфорд.
Он сонно улыбнулся:
— Ты тоже идешь?
Ее сердце замерло.
— Я… нет, Данфорд, я уже одета. Я… у меня есть дела. Да, дела. — «Говори, говори, Генри, пока тебе самой не захотелось прыгнуть в кровать следом за ним».
