Все же, как ни странно, из всей этой гаммы цветов она вдруг услышала (увидела?) ответ на один из своих вопросов: да, она может прожить жизнь без не рожденных ею детей, но не представляет жизни без Саймона! Ведь собственных детей она еще не знает, не прикасалась к ним, они для нее нечто умозрительное, отвлеченное. А Саймон — он реальный, во плоти, она уже касалась ладонью его щеки, слышала смех, знает вкус его поцелуев. Она любит его.
Кроме того — Дафна едва осмеливалась надеяться на это, но ведь кто знает? — вполне может быть, врачи ошибаются и у него могут быть дети. Вероятно, Бог может сотворить чудо, она хотела бы верить в такую возможность. Навряд ли она сумеет повторить подвиг своей матери и создать такую большую семью, но хотя бы одного ребенка она так хотела бы родить. Или двух…
Однако эти рассуждения и упования не для Саймона. Ему она не скажет ни слова. Ведь он честно и откровенно признался ей и вправе считать, что она так же честно и откровенно смирилась и не тешит себя даже самой робкой надеждой на чудо.
— Дафна!..
Вздрогнув, она подняла голову и увидела мать, которая входила в гостиную и с беспокойством взирала на нее.
— С тобой все в порядке?
Дафна выдавила слабую улыбку:
— Просто немного устала.
Это была чистая правда. Только сейчас ей пришло в голову, что она не сомкнула глаз за последние тридцать шесть часов.
Мать присела рядом с ней на софу.
— Понимаю твое волнение, — сказала она. — Ведь ты так любишь Саймона.
Дафна с удивлением взглянула на нее.
— Это не так трудно видеть со стороны, — ласково произнесла мать и погладила ее руку. — Я верю, он хороший человек. Ты сделала правильный выбор, дочь моя.
Дафна не сдержала улыбки. Да, она правильно сделала, заставив его жениться. И сделает все, чтобы никто из них не пожалел о том, что случилось.
А если у них и вправду не будет детей — что ж, в конце концов, кто знает, она ведь тоже может оказаться бесплодной. Разве нет? Ей известно несколько супружеских пар, у которых никогда не было детей, и неужели это мешает им выполнять супружеские клятвы, данные при обручении? Если же говорить о ней, то в их семье столько братьев и сестер, что она будет обеспечена до конца жизни племянниками и племянницами, которых сможет вволю воспитывать, баловать и портить. Лучше жить с любимым человеком без детей, чем иметь их от того, кого не любишь.
Последняя мысль внесла некоторое успокоение в ее мятущуюся душу.
— Почему бы тебе не поспать? — сказала Вайолет Бриджертон. — У тебя такой усталый вид, круги под глазами.
Дафна посчитала совет матери вполне своевременным и поднялась с софы. В самом деле она как-то забыла о таком способе хотя бы на время отвлечься от всяких мыслей.
Сладко зевнув, она проговорила:
— Ты совершенно права, мама. Несколько часов сна, и я буду другим человеком.
Внезапно она ощутила ужасную слабость и испугалась, что просто не сможет сама добраться до своей комнаты.
Мать почувствовала ее состояние, потому что сказала:
— Пойдем, дорогая, я провожу тебя и уложу в постель. Никто не станет тревожить тебя до следующего утра.
Дафна кивнула с полусонным видом и, с трудом ворочая языком, проговорила:
— До утра… это хорошо.
Кажется, еще никогда в жизни ей не было так тяжело подниматься по лестнице, а уж раздеваться… брр… какой невыносимый труд!
Если бы не помощь матери, она наверняка заснула бы где-нибудь по дороге к постели и, конечно, не раздеваясь.
* * *
Саймон тоже чувствовал себя измученным. Не каждый день человек приговаривает сам себя к смерти. И тем более не каждый день избавляется от нее и заключает брак с женщиной, о которой думал и мечтал все последние дни. Вернее, последние две недели с лишним.
Если бы не, так сказать, вещественные подтверждения происшедшего в виде двух здоровенных синяков под глазами и кровоподтека на подбородке, все случившееся вполне могло показаться удивительным сном.
Но это была не менее удивительная явь.
Понимает ли Дафна, что она сделала? На что отважилась? Чего себя лишила? Ведь она не производит впечатления легкомысленной, бездумной девушки, склонной к дурацким фантазиям и безрассудным решениям. Такая, как она, ни за что не отважилась бы выйти замуж, не задумываясь о последствиях.
Однако, с другой стороны, окончательное решение было принято ею буквально в одну минуту и под воздействием непредвиденных обстоятельств.
Значит ли это, что она действительно любит его? Или это просто-напросто безрассудство?
И могла бы она, если настоящей любви нет, пожертвовать своей мечтой о подлинной семье? Такой, как та, в которой появилась на свет и жила все годы.
Но что, если она поступила так исключительно из чувства вины? Ведь его гибель на дуэли — а так бы оно и случилось, ибо стрелять бы он не стал, — его смерть легла бы, как она сама считает, тяжким грехом на ее душу, и жить с такой тяжестью она не хотела и не могла…
Черт, но как она ему все-таки нравится, эта девушка! Подобных ей он никогда еще не встречал. И не встретит. И он не смог бы спокойно жить на этом свете, зная, что она несчастна или, не дай Бог, вообще ушла из жизни. Быть может, те же чувства испытывает и она и потому поступила так, как поступила.
Но какими бы мотивами она ни руководствовалась, вся правда заключается сейчас в том, что в ближайшую субботу он и Дафна будут соединены на всю оставшуюся жизнь. Он получил уже уведомление от леди Бриджертон о сроках и о том, что свадебное торжество не предполагает быть широким, а наоборот, в достаточной степени интимным и скромным. Это его вполне устраивало.
Теперь уже ничего не изменить. Ни ему, ни ей.
К немалому его удивлению, этот внезапный поворот судьбы, беспомощность перед велением рока были ему сейчас по душе.
Чудеса, да и только!..
Дафна станет его женой. Зная о том, что ее желанию иметь полноценную семью, детей не суждено сбыться, она все же избрала его. Правда, при не совсем обычных обстоятельствах…
Но об этом он уже думал… рассуждал с самим собой. Зачем же опять?..
Однако мысли пошли по новому кругу.
— Ваша светлость!
Саймон очнулся от глубоких раздумий в кожаном кресле своего кабинета и увидел в дверях дворецкого.
— Да, Джеффриз?
— Здесь лорд Бриджертон, сэр. Сказать ему, что вас нет дома?
Как хорошо этот человек понимает его настроение! И все же…
Саймон поднялся на ноги. Черт, какая усталость во всем теле!
— Боюсь, он не поверит вам.
— Слушаю, сэр. — Джеффриз сделал несколько шагов к двери и обернулся. — Вы в самом деле хотите принять его? У вас… э… усталый вид.
