– Удивительно, но ваш дворецкий открыл передо мной дверь. Затем я дал ему свою визитную карточку и он, едва взглянув на нее, тут же проводил меня в вашу гостиную. Довольно странно, я ожидал какой-нибудь жалкой отговорки, - он говорил спокойным и несколько надменным тоном, - но, фактически, мне сразу открыли дверь и проводили сюда.
– Чертов дворецкий, - пробормотала вполголоса Кэйт. - Он должен был убедиться, есть ли мы “дома” перед тем, как проводить вас сюда.
– А может быть, ему дали распоряжения, что для меня вы всегда находитесь “дома” при любых обстоятельствах.
– Я не давала ему таких распоряжений, - сразу ощетинилась Кэйт.
– Нет, - Энтони проговорил со смешком, - Я бы никогда не подумал так.
– И я знаю, что Эдвина тоже не давала таких распоряжений.
Он улыбнулся. - Возможно, ваша мать?
Ну конечно, кто же еще!
– Мэри, - простонала она, - это слово прозвучало как обвинение.
– Вы всегда называете её по имени? - вежливо поинтересовался он.
Она кивнула.
– На самом деле она моя мачеха. Хотя она мне, как родная мать. Она вышла замуж за моего отца, когда мне было только три года. Я сама не знаю, почему до сих пор, зову её по имени, - Кэйт пожала плечами. - Как сделала только что.
Его глаза неподвижно смотрели ей в лицо, она в смятении поняла, что по собственной воле, приоткрыла этому человеку, её немезиде, небольшой кусочек своей жизни.
Она уже почти почувствовала слова “Мне очень жаль”, готовыми сорваться с её губ, но поборов себя, так как ей не хотелось извиняться перед ним, она лишь сказала:
– Эдвины нет. Я боюсь, ваш визит оказался безрезультатным.
– Я так не думаю, - ответил он.
Он переложил букет цветов из одной руки в другую, и Кэйт увидела, что это был не один огромный букет, а три средних размеров букета.
– Этот, - он положил один букет на край стола, - Для Эдвины.
– Этот букет, - он сделал то же самое с другим букетом, - Для вашей матери.
У него в руках остался последний букет.
Кэйт застыла в ступоре, не способная отвести глаз от этих дивных роз. Она знала, что он должен был сделать это. Она знала, что единственная причина, по которой он дарит ей цвета, это произвести впечатление на Эдвину. Но никто не дарил ей цветы до этого, и она не знала, как ужасно ей хочется, чтобы кто-нибудь преподнес ей цветы.
– Эти цветы, - произнес он, держа в руках последний букет роз, - для вас.
– Спасибо, - произнесла она нерешительно, - Они чудесны.
Она наклонила голову понюхать розы, и вздохнула с удовольствием их тонкий аромат.
Подняв голову, она добавила: - Это было очень мудро с вашей стороны подумать о Мэри и мне.
Он любезно кивнул.
– Я сделал это с удовольствием. Хотя, должен признаться, один соискатель руки моей сестры, однажды преподнес цветы моей матери, и я никогда не думал увидеть её такой восхищенной и радостной.
– Соискатель руки вашей матери или сестры?
Он улыбнулся её дерзкому вопросу: - Обоих.
– И что же случилось с этим ухажером, - спросила Кэйт.
В тот же момент улыбка Энтони стала дьявольской: - Он женился на моей сестре.
– Хммпх. Не думайте, что история повториться. Но, - Кэйт кашлянула, не желая быть честной с ним, но её совесть не позволяла ей поступить иначе.
– Но цветы и, в правду, очень чудесны. И… и это прекрасный жест с вашей стороны
Он немного наклонился вперед, и в его глазах вспыхнули искорки смеха.
– Доброжелательное предложение, - он размышлял вслух, - И направленное в мою сторону, как ни странно. Ведь, это было не так трудно произнести, не так ли?
Кэйт мгновенно выпрямилась и зло посмотрела на него:
– У вас есть склонность говорить противные вещи в самый неподходящий момент.
– Только там, где дело касается вас, моя дорогая мисс Шеффилд. Другие женщины, я уверяю вас, ловят каждое мое слово.
– Я читала, - пробормотала она.
Его глаза зажглись пониманием.
– Это, значит там, вы составили обо мне свое мнение. Ну конечно! Почтенная леди Уилсдаун. Я должен был догадаться. Я хотел бы раздавить эту женщину, как назойливое насекомое.
– Я нахожу её довольно умной, - сказала Кэйт чопорно.
– Вы, может быть, и считаете её умной, - произнес он.
– Лорд Бриджертон, - проскрежетала Кэйт, - Я надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы оскорблять меня. Могу я передать сообщение для Эдвины от вас?
– Я думаю, нет. Мне не верится, что оно достигнет её.
Это было уже слишком.
– Я никогда бы так не сделала, - Кэйт с трудом сумела произнести слова. Сама она дрожала в гневе, и если бы она не умела себя контролировать, она давно бы уже придушила его.
– Как вы смеете подразумевать, что я способна на такую подлость.
– Я действительно не знаю вас, так хорошо, - проговорил он с раздражающим спокойствием, - Единственное, что я знаю, так это ваши пылкие клятвы о том, что я никогда не приближусь ближе, чем на десять футов к вашей сестре. Скажите, чувствовали бы вы уверенность в том, что послание дойдет до Эдвины, если бы вы были на моем месте?
– Если вы пытаетесь впасть в милость к моей сестре, через меня, - ответила Кэйт холодно, - то делаете это совсем никудышно.
– Я знаю это. Я действительно не должен провоцировать вас. Это не очень хорошо для меня, разве не так? Но я боюсь, я не могу помочь сам себе.
Он плутовато улыбнулся и развел руками в беспомощной манере.
– Что я могу сказать? Вы сильно влияете на меня, мисс Шеффилд.
Его улыбка, подумала Кэйт с тревогой, была силой, с которой стоило считаться. Она внезапно почувствовала слабость. Стул… Ей срочно необходимо сесть.
– Пожалуйста, садитесь, - сказала она, махнув в сторону синего дамасского дивана. Сама она прошла к стулу и уселась на него.
Она не хотела, чтобы он задерживался. Но не могла усесться, не предложив ему сначала, это было бы чудовищное попрание этикета. К тому же она начала чувствовать сильную слабость в коленях.
Если виконт и удивился её странному порыву вежливости, он ничем не выдал себя. Вместо этого он снял длинный черный футляр с дивана, поставил его на стол, затем сел на его место.
– Это музыкальный инструмент? - с любопытством спросил он, указав на футляр.
Кэйт кивнула: - Флейта.
– Вы играете?
Сначала она потрясла головой, потом вздохнула, и кивнула.
– Я только пытаюсь научиться. Я начала заниматься в этом году.
