– Ох, просто отчаянно, - пробормотал он.
Он сократил оставшееся расстояние между ними, его губы нашли чувствительное место на ее ушке.
– Мое сердце бешено стучит в груди, - прошептал он.
Тело Кэйт в одно и то же время напряглось и растаяло. И затем она выпалила:
– Я думаю, нам следует подождать.
Он покусывал ее ухо.
– Подождать чего?
Она попробовала отодвинуться от него. Он не понял. Если бы он ее понял, он бы рассердился, а он не выглядел рассерженным.
И все же.
– Б-брака, - запинаясь, сказала он.
Это казалось, развлекло его, и он игриво пошевелил кольцами на ее левой руке.
– Немного поздновато, вы не думаете?
– Брачной ночи, - тихо выговорила она.
Он отодвинулся назад, его брови вытянулись в прямую, немного сердитую, линию.
– Нет, - просто сказал он.
Но он больше не сделал попытку обнять ее.
Кэйт попробовала придумать объяснение, которое он бы понял, но это было нелегко; она не была уверена, что понимала сама себя. И она была довольно уверена, он не поверит ей, если она скажет ему, что совсем не намеривалась это говорить. Это само вырвалось из нее, родилось из-за паники.
– Я не прошу навсегда, - сказала она, ненавидя дрожь, сотрясающую ее слова. - Только на неделю.
Это привлекло его внимание, и одна из бровей поднялась в ироническом вопросе.
– И что, молю вас скажите, даст вам эта отсрочка на неделю?
– Я сама не знаю, - честно ответила она.
Его глаза, сосредоточенные на ней, были жесткие, темные и сардонические.
– Вам необходимо было попросить еще большей отсрочки, - произнес он.
Кэйт не хотела смотреть на него, не хотела снова почувствовать близость, которую он вынудил почувствовать ее, когда она встретилась с ним глазами.
Было достаточно легко скрыть от него свои чувства, глядя ему на подбородок, или на плечо, но когда она вынуждена прямо смотреть ему в глаза…
Она боялась, что он видит ее насквозь.
– Для меня это была неделя очень больших изменений в моей жизни, - начала она, сама не зная, куда заведет ее этот разговор.
– Для меня тоже, - мягко прервал он ее.
– Для вас это не так, - возразила она, - Для вас не новы брачные отношения.
Один угол его рта поднялся в усмешке.
– Я ручаюсь вам, миледи, что я никогда прежде не был женат.
– Это не то, что я подразумевала, и вы знаете об этом.
Он не возразил в ответ на ее слова.
– Я просто хотела, чтобы у меня, было немного больше времени подготовиться, - сказала она, - чопорно складывая руки на коленях. Но ее большие пальцы на руках дергались сами собой, и превосходно показывали состояние ее нервов.
Энтони уставился на нее долгим взглядом, затем откинулся назад на сиденье и небрежно положил одну ногу на другую.
– Очень хорошо, - медленно произнес он.
– Правда? - она выпрямилась от удивления.
Она не ожидала, что он сдастся с такой непринужденностью и быстротой.
– При условии…, - продолжил он.
Она резко присела на сидение. Она должна была догадаться, что он непременно будет диктовать ей свои условия.
– …если вы меня научите одной вещи.
Она сглотнула.
– Какой же, милорд?
Он наклонился к ней, в его глазах замелькали дьявольские огоньки.
– Скажите, как вы собираетесь подготовиться?
Кэйт выглянула в окно, она поняла, что они даже не повернули на улицу к дому Энтони. Не было никакой возможности избежать его вопроса. Она будет находиться с ним в экипаже, по крайней мере, еще минут пять, а то и больше.
– Ну-у-у, - протянула она, - Я уверена, я не понимаю, что вы под этим подразумеваете.
Он засмеялся.
– Я тоже уверен, что вы не понимаете.
Она нахмурилась на него. Нет ничего хуже, чем быть предметом чьей-нибудь шутки, особенно в ее свадебный день.
– Сейчас вы забавляетесь надо мной, - обвинила она его.
– Нет, - произнес он с хитрым видом, - Я хотел бы забавляться с вами. Это большая разница.
– Я бы хотела, чтобы вы так не говорили, - проворчала она, - Вы же знаете, что я не понимаю, что вы под этим подразумеваете.
Его глаза сосредоточились на ее губах, во рту у него пересохло.
– Вы бы поняли, - проговорил он, - Если бы признали неизбежность случившегося, и забыли про свою глупую просьбу.
– Мне не нравится, когда ко мне снисходительно относятся, - натянуто сказала Кэйт.
Его глаза вспыхнули.
– А мне не нравится, когда отрицают мои права, - сказал он в ответ, его голос стал резко холодный, а от лица повеяло аристократической мощью.
– Я не отрицаю, ваши права вообще, - попробовала настаивать она.
– Ох, да неужели? - в его голосе не было и намека на улыбку.
– Я только попросила вас об отсрочке. Короткой, временной, короткой, - она повторила слово, в нем было чересчур много мужской гордости, чтобы он понял ее с первого раза, - отсрочке. Уверенна, вы не откажете мне в такой простой просьбе.
– Я думаю, не я один от чего-то отказываюсь, - произнес он.
Он был прав. Черт бы побрал этого мужчину. И она понятия не имела, что сказать ему в ответ.
Она знала, что не имела права настаивать на своей нелепой просьбе. У него были все права притащить ее в постель и запереть ее в спальне на неделю, если он пожелает.
Она поступила по-дурацки, попав в плен к своей ненадежности - ненадежности, о которой она и понятие не имела до тех пор, пока не встретила Энтони.
Всю свою жизнь она была той, на которую бросали взгляд после Эдвины, приветствовали после Эдвины, целовали руку после Эдвины. Как старшую дочь, все это должно быть адресовано сначала в ее сторону, но красота Эдвины была настолько совершенна и чиста, настолько совершенны и потрясающе были ее голубые глаза, что люди попросту забывали о Кэйт в присутствии Эдвины.
Приветствие Кэйт, обычно сопровождалось смущением и словами “Ох, конечно”, а затем следовало быстрое вежливое бормочущее приветствие, в то время как глаза человека не отрывались от чистого и светлого лица Эдвины.
Кэйт не брала это в голову. Если бы Эдвина была бы испорченной или со скверным характером, это было бы трудно делать. По-правде говоря, большинство мужчин, которых она встречала до этого, были мелочные и глупые, и ее совсем не волновало, что на нее обращают внимание, только после Эдвины.
