Он коснулся рукой ее подбородка и, не сводя с нее глаз, прильнул к ее губам таким нежным поцелуем, что Софи почувствовала: он ее не только любит, но и боготворит.
– Я должен был бы дождаться понедельника, - сказал Бенедикт, - но не хочу.
– А я не хочу, чтобы ты ждал, - прошептала Софи. Он вновь поцеловал ее, на сей раз более страстно.
– Какая же ты красивая, - восхитился он.
Губы его нашли ее щеку, потом подбородок, шею, и с каждым поцелуем у Софи все сильнее подкашивались ноги, и когда ей уже показалось, что она больше не выдержит и рухнет на пол, Бенедикт подхватил ее на руки и отнес в постель.
– В сердце моем ты моя жена, - торжественно проговорил он, уложив Софи на одеяло.
Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
– После того как нас обвенчают, мы станем мужем и женой перед лицом Господа, - продолжал он, ложась с ней рядом, - но сейчас… - Голос Бенедикта стал хрипловатым. Приподнявшись на локте, он взглянул Софи прямо в глаза. - Но сейчас мы муж и жена перед лицом друг друга.
Протянув руку, Софи коснулась его лица.
– Я люблю тебя, - прошептала она. - И всегда любила. Мне кажется, я полюбила тебя еще до того, как узнала о твоем существовании.
Бенедикт наклонился, чтобы снова ее поцеловать, однако Софи остановила его:
– Нет, подожди.
Он замер всего в нескольких дюймах от ее губ.
– На балу-маскараде, - призналась Софи несвойственным ей дрожащим голосом, - еще перед тем, как я тебя увидела, я тебя почувствовала. У меня вдруг возникло такое ощущение, что вот-вот что-то должно произойти. И когда я обернулась и заметила, как ты стоишь и словно ждешь меня, я поняла, что именно из-за тебя я и приехала тайком на бал.
Бенедикт открыл было рот, однако вместо слов у него вырвался хриплый звук, и Софи поняла: Бенедикт сейчас не в состоянии говорить. Он весь во власти нахлынувших на него чувств.
– Я родилась только для тебя, - тихо проговорила она. - И только ради тебя я существую.
Бенедикт снова поцеловал ее, решив на деле показать то, что не сумел сказать словами. Он и не подозревал, что в состоянии любить Софи больше, чем он любил ее несколько секунд назад, а оказывается, это возможно.
Он любит ее! Любит сильно, страстно. И внезапно все стало легко и просто. Он любит ее - только это и имеет значение.
Бенедикт скинул с себя халат, отшвырнул в сторону полотенце и принялся покрывать тело Софи страстными поцелуями.
– Софи, Софи, Софи… - бормотал он, не в силах больше проронить ни слова.
Софи улыбнулась ему, и внезапно Бенедикта охватило странное желание - смеяться. Он понял, что отчаянно, безумно счастлив. Как же это здорово!
Он привстал на локтях, готовясь войти в нее, сделать ее своей. В отличие от прошлого раза, когда оба они были охвачены безумной страстью, сегодня их переполняла безудержная нежность.
– Ты моя, - прошептал Бенедикт, не отрывая от нее взгляда. - Моя.
И уже гораздо позже, когда они, усталые и умиротворенные, лежали в объятиях друг друга, он снова прошептал ей на ушко:
– А я твой.
* * *
Несколько часов спустя Софи проснулась. Она поморгала, зевнула, потянулась, наслаждаясь теплом и уютом, и вдруг ее как громом поразило.
– Бенедикт! - ахнула она. - Который час?
Он не ответил, и Софи, схватив его за плечо, лихорадочно затрясла.
– Бенедикт! - воскликнула она. - Бенедикт!
Бенедикт со стоном перекатился на спину.
– Я сплю.
– Сколько сейчас времени?
– Понятия не имею, - буркнул он, уткнувшись лицом в подушку.
– Но ведь я должна была быть у твоей мамы в семь часов.
– В одиннадцать, - проворчал Бенедикт.
– Нет, в семь!
Он открыл один глаз. Похоже, и это далось ему с величайшим трудом.
– Когда ты согласилась принять ванну, ты уже прекрасно знала, что к семи не успеешь.
– Знаю, но я не думала, что не успею к девяти.
Поморгав, Бенедикт огляделся по сторонам.
– Я не думаю… - начал было он, но в этот момент Софи услышала, как каминные часы бьют три раза, да так и ахнула. - Что с тобой? - забеспокоился Бенедикт.
– Три часа утра!
– Значит, можно продолжать спать дальше, - улыбнулся он.
– Бенедикт!
– Ты же не захочешь, чтобы я будил слуг? Они все наверняка крепко спят.
– Но я…
– Пощади, женщина! - взмолился Бенедикт. - Все равно мы: на следующей неделе поженимся.
– На следующей неделе? - удивилась Софи. Бенедикт изобразил на лице самое серьезное выражение.
– Такие дела лучше делать быстро.
– Почему?
– Почему? - переспросил он.
– Да, почему?
– Ну, чтобы было поменьше сплетен.
Губы у Софи приоткрылись, глаза округлились.
– Ты думаешь, леди Уислдаун напишет обо мне?
– О Господи! Надеюсь, что нет, - пробормотал Бенедикт.
Лицо Софи вытянулось.
– Ладно, ладно, может, и напишет. А почему ты этого так хочешь?
– Я читаю ее статьи уже столько лет и всегда мечтала увидеть там свое имя.
– Странные у тебя, однако, мечты, - покачал головой Бенедикт.
– Бенедикт!
– Ну ладно. Я думаю, леди Уислдаун напишет о нашей свадьбе если не до нее, то наверняка вскоре после. От нее никогда ничего не может укрыться.
– Хотелось бы мне знать, кто она.
– Тебе и половине Лондона тоже.
– Не половине, а всему. - Софи вздохнула и нерешительно проговорила:
– Мне и в самом деле пора. Твоя мама наверняка беспокоится.
Бенедикт пожал плечами:
– Она знает, где ты.
– Но она станет плохо обо мне думать.
– Сомневаюсь. Она ведь знает, что мы через три дня поженимся. И вообще моя мать - женщина без предрассудков.
– Через три дня? - ахнула Софи. - Ты же сказал, на следующей неделе.
– Через три дня и будет на следующей неделе.
Софи нахмурилась.
– А ведь верно. Значит, в понедельник?
Бенедикт довольно кивнул.
– Ты только представь себе… Обо мне напишет леди Уислдаун.
Приподнявшись на локте, Бенедикт подозрительно взглянул на Софи,
– Чего ты с большим нетерпением ждешь? - насмешливо спросил он. - Свадьбы или чтобы о тебе написали в светской хронике?
