В душе Филипп, однако, сомневался в этом, ибо мало смыслил как в женских, так и в детских нарядах.
“Эх, - подумал он, - сюда бы сейчас Элоизу! Уж она-то, наверное, знает, какой длины должно быть платье у девочки, с каких лет можно делать высокую прическу, в каком возрасте отдавать мальчика в колледж и что лучше - Итон или Харроу…”
Дай Бог, чтобы она знала все это. Филипп возлагал на Элоизу большие надежды.
– Что-то они запаздывают! - по-взрослому нахмурился Оливер.
– Вовсе нет, - машинально откликнулся Филипп.
– Запаздывают! Я ведь уже умею узнавать время по часам.
Филипп не знал этого. Он почувствовал досаду - как тогда с плаванием…
Элоиза. То, чего Филипп не может им дать, дети должны получить от Элоизы. Она сумеет заменить им мать. Впервые с тех пор, как дети появились на свет, Филипп делал для них что-то правильное.
– Скоро Элоиза будет здесь. Она должна появиться с минуты на минуту.
Черт побери, скорее бы жениться на ней! С какой стати нужно ждать эти недели? Конечно, ради того, чтобы жениться на ней, Филипп готов был бы ждать и вечность, но, откровенно говоря, он не видел смысла тянуть.
Свадьбы по церковным правилам обычно устраиваются в субботу утром - так почему бы не обвенчаться в ближайшую же субботу, то есть послезавтра? Но просто прийти к священнику и попросить его обвенчать их нельзя - нужна, видите ли, предварительная договоренность… Черт бы побрал все эти правила!
Заметив, что Оливер собрался выбежать из комнаты, Филипп в последний момент поймал его за воротник.
– Ты куда, приятель? Так не пойдет - ты должен дождаться мисс Бриджертон, - строго произнес он, хотя за минуту до этого сам клял в душе все эти светские условности. - И не надо делать такое угрюмое лицо. Улыбайся!
Оливер вернулся и изобразил улыбку, но она выглядела столь неестественно, что никого не могла бы обмануть.
– Это не улыбка! - сказала Аманда.
– А что же это, по-твоему? - проворчал брат.
– Так не улыбаются.
Филипп старался не обращать внимания на детей - ему было о чем подумать. Что касается предварительной договоренности со священником, то надо сейчас же поговорить с Энтони, попросить его заняться этим. А Элоиза, пожалуй, уже может взять на себя роль мачехи. Сегодня она могла бы провести день с детьми, а ночь… Ночь с ним.
Подумав об этом, Филипп не смог сдержать улыбки.
– Чему ты улыбаешься, папа? - спросила Аманда.
– Вовсе я не улыбаюсь! - Филипп вдруг почувствовал, что кровь приливает к его лицу.
– Нет, улыбаешься! - не сдавалась та. - А теперь покраснел!
– Не говори глупостей! - проворчал Филипп.
– Нет, покраснел, покраснел! Оливер, посмотри на папу - правда, у него щеки красные?
– Еще одно слово про мои щеки, и я… - начал было Филипп и замолчал. Угрожать детям ремнем было бесполезно - те все равно знали, что он их не отшлепает.
Тем не менее, угроза на детей все-таки подействовала - они заметно присмирели. Но, как оказалось, ненадолго. Как только Филипп отвернулся от них, чтобы посмотреть на часы, вдруг послышался грохот и обиженный голос Аманды:
– Оливер!
Филипп отвел взгляд от часов - те показывали уже без двадцати час. Табурет, на котором только что сидела Аманда, был опрокинут, а сама она лежала на полу.
– Он толкнул меня! - заявила девочка.
– Не толкал я тебя! - проворчал Оливер.
– Толкнул.
– Не толкал!
– Оливер, - сдвинул брови Филипп, - ты хочешь сказать, что она сама упала?
– Да.
Выражение лица Оливера, однако, явно говорило о том, что это неправда. Филипп пристально посмотрел на него.
– Ладно, - признался мальчик, - я действительно ее толкнул. Извини, Аманда!
Филиппа это удивило. Давно он уже не слышал, чтобы Оливер сам, по доброй воле, признавал свою вину и перед кем-нибудь извинялся. Неужели все же начинает сказываться его влияние?
– Можешь тоже толкнуть меня, - предложил Оливер Аманде.
– Э, нет, так не пойдет! - вмешался Филипп. Аманда уже готовилась толкнуть брата.
– Аманда, подожди!
Но та уже с торжествующим видом толкнула Оливера в грудь обеими руками. Оливер завалился на кушетку, заливаясь смехом, но тут же вскочил.
– А теперь я тебя! - с азартом воскликнул он.
– Оливер, прекрати! - сдвинул брови Филипп.
– А чего она толкается? - с невинным видом заявил мальчик.
– А кто ее об этом попросил? - Филипп попытался схватить Оливера за локоть, но маленький хитрец был увертлив, как угорь.
– Только толкни меня! - кричала Аманда. - Попробуй толкни!
– Только посмей! - Воображение Филиппа красноречиво рисовало ему, во что превратится комната, дай детям волю, - сломанная мебель, перебитые вазы… Только этого не хватало, когда через минуту должны появиться Бриджертоны!
Филипп поймал Оливера за шиворот как раз тогда, когда тот схватил Аманду, и все трое повалились на пол, увлекая за собой подушки с кушетки. “Слава Богу, - подумал Филипп, - что это только подушки. Их, по крайней мере, невозможно сломать или разбить.
– Ба-бах!!!
– Черт побери, что это? - нахмурился Филипп.
– Часы, - ответил Оливер.
Это действительно были часы с камина, хотя Филипп просто не мог себе представить, почему они полетели на пол.
– Отправляйтесь к себе! - прорычал Филипп. - Живо! Будете стоять в углу до самой старости!!!
– А я тут при чем? - пропищала Аманда. - Это Оливер!
– Меня не интересует, кто это! Могли бы хоть немного утихомириться, зная, что с минуты на минуту здесь должна быть мисс Бриджертон!
– Вот это да! - раздался вдруг мужской голос. Оливер поднял голову и увидел Энтони Бриджертона, стоявшего в дверях. Из-за его спины выглядывали Бенедикт, Софи и Элоиза.
– Мое почтение, леди и джентльмены! - Голос Филиппа прозвучал недостаточно приветливо, но он был слишком зол на детей, чтобы соблюсти все приличия.
– Может быть, мы не вовремя? - нахмурился Энтони.
– Никоим образом! - замахал руками Филипп. - Просто мы тут решили… немножко переставить мебель…
– И судя по всему, вы неплохо справляетесь! - улыбнулась Элоиза.
Филипп был признателен ей: эта женщина умела сгладить любую неловкость, обратив все в шутку. Если бы, опять же, не приличия, он готов был расцеловать ее за это.
Филипп поднялся, поправил сдвинутую кушетку и одним рывком поднял с пола своих детей. Те представляли собой весьма живописное зрелище: жабо Оливера сбилось на сторону, прическа Аманды, над которой так старательно трудилась служанка, растрепалась.
