Джордж, разумеется, с прыжком справился. Он всегда и во всем был хотя бы чуть-чуть, но лучше Филиппа: в стрельбе, в скачках, в боксе. Впрочем, это не было удивительным - Джордж был на два года старше Филиппа, а значит, взрослее и сильнее. В тот раз Джордж пытался заступиться за брата, спасти его от порки, но в результате лишь был выпорот вместе с ним за преступную снисходительность к его слабости. По мнению отца, Филипп должен был пройти суровую школу жизни, и послаблений здесь быть не могло.
Томас уже не раз порол сына, но обычно он использовал свой ремень, и, поскольку удары были через рубашку, тот не оставлял на теле следов. Филипп сам не знал, что заставило отца на этот раз предпочесть кнут - должно быть, просто ослепленный гневом, Томас, не задумываясь, использовал первое, что оказалось у него под рукой.
При первом же ударе кнут располосовал рубашку Филиппа, показалась кровь, но это не остановило отца.
Это был первый и единственный раз, когда после побоев отца остался след, но день этот Филипп не забудет никогда.
Филипп повернулся к Элоизе. Та выразительно смотрела на него.
– Не надо меня жалеть, - произнес он.
– Я и не жалею.
Глаза Филиппа округлились от удивления. Не жалеет? Этого он от Элоизы ожидал меньше всего…
– Я просто возмущена поведением твоего отца.
Несмотря на то что момент, казалось бы, был для этого совсем неподходящим, Филипп не мог сдержаться, чтобы не рассмеяться - так трогательна была Элоиза в своем гневе. Казалось, она готова была прямо сейчас, как есть голая, отправиться в самый ад, чтобы отыскать там отца Филиппа и наказать его по заслугам.
Филипп подошел к Элоизе. Все еще не решаясь дотронуться до нее, он взял ее руку и крепко прижал к своему сердцу.
Филипп разжал пальцы на ее запястье, но Элоиза не спешила убирать руку. Пальцы ее ласкали его грудь, скользили по мускулистым плечам…
– Какой ты сильный! - проговорила она. - Это от работы в оранжерее? Признаться, я не думала, что это так тяжело!
От комплиментов Элоизы Филипп готов был зардеться, словно шестнадцатилетний юнец. Воспоминания об отце уже не столь сильно тревожили его, снова отступив в глубину подсознания.
– Я работаю не только в оранжерее, - сказал он. - В саду иногда тоже…
– Один или со слугами?
Филипп прищурился:
– Элоиза Бриджертон…
– Крейн, - поправила она.
– Крейн. - Филиппу нравилось, что Элоиза теперь носит его фамилию. - А почему ты вдруг спросила про слуг? Признайся - ты когда-нибудь спала со слугами в своих фантазиях? Я знаю, что иногда женщины…
– Нет, ни разу. Хотя…
– Что “хотя”? - Филиппу хотелось знать, что она имела в виду, раз уж они заговорили об этом.
– Хотя не могу не признать, что, когда смотришь на работающих людей, особенно в жаркий, солнечный день, на их голые, потные спины, мускулистые руки, в этом есть что-то… Что-то примитивное, что действует на тебя…
Филипп улыбнулся - как улыбается человек, чья мечта, наконец-то, сбылась.
– Элоиза, - пробормотал он, целуя ее, - ты и понятия не имеешь, что означает это примитивное на самом деле!
Филипп решил, наконец, осуществить и свою фантазию - фантазию, не покидавшую его вот уже несколько дней. Склонившись над Элоизой, он коснулся губами ее соска, чувствуя, как тот набухает от его прикосновения.
– Филипп! - рассмеялась она, обнимая его.
Подхватив Элоизу на руки, он понес ее к постели, которая уже была тщательно приготовлена для новобрачных заботливыми служанками. Уложив жену, Филипп еще с минуту любовался ею, прежде чем снять с нее чулки. Рука Элоизы инстинктивно потянулась, чтобы немного прикрыться, и Филипп не возражал, отдавая должное скромности Элоизы, зная, что его время скоро придет.
Развязав подвязку на одной ноге и просунув пальцы под тонкую, невесомую ткань чулка, Филипп стал ласкать кожу Элоизы, при этом медленно стягивая чулок. Когда его пальцы коснулись ее колена, Элоиза вдруг застонала.
Филипп поднял глаза.
– Щекотно? - спросил он.
– Угу… Но так приятно!
Филиппа радовало, что Элоиза находит его прикосновения приятными. Он надеялся, что она найдет приятным и все остальное.
Второй чулок Филипп снимал уже не так медленно. Затем, отступив от Элоизы на шаг, он начал расстегивать брюки. Приостановившись, он взглянул на жену, ожидая, что она без слов, одними глазами, скажет ему, что готова.
И, наконец, освободившись от оставшейся одежды с быстротой, поразившей его самого, Филипп лег рядом с женой. На мгновение Элоиза напряглась, но, когда губы Филиппа коснулись ее губ, снова расслабилась.
– Не бойся, родная, - прошептал он, - все будет хорошо…
– Я не боюсь.
Филипп внимательно посмотрел на нее:
– Правда?
– Я не боюсь. Просто волнуюсь…
– Элоиза, ты очаровательна!
Она улыбнулась:
– Я уже давно пытаюсь всех убедить в этом. Но ты, кажется, первый, кто мне поверил!
Филипп рассмеялся. Ему по-прежнему казалось чудом, что сегодня их с Элоизой первая брачная ночь. Может быть, это происходит не с ним, а с кем-то другим? Нет, все-таки с ним - просто судьба неизвестно за какие заслуги преподнесла ему подарок, замечательный подарок, который возможен лишь раз в жизни.
Восемь лет Филипп вынужден был воздерживаться от близости с женщиной, но, разумеется, молодой, здоровый мужской организм настойчиво требовал своего. И Филипп привык воспринимать это просто как потребность - такую же потребность, как, скажем, еда или сон. Филипп уже забыл, он просто не ожидал, что общение с женщиной может быть не просто потребностью, а радостным, восхитительным праздником души и тела.
Филипп снова поцеловал Элоизу, вложив на этот раз в свой поцелуй всю страсть, на которую был способен. Губы его скользили по лицу, по шее Элоизы… Филипп не оставил на теле жены места, которого бы он не поцеловал - кроме одного, оставив его на потом.
Филипп никогда не целовал Марину в это самое интимное место. Не то чтобы она когда-нибудь не позволила ему этого словами - просто об этом и речи не заходило. Филипп чувствовал, что для Марины это было чем-то запретным. Марина, как правило, просто лежала под ним, молча и неподвижно, словно исполняла какой-то не очень приятный для нее долг. Филипп знал женщин и до своего первого брака. То были женщины, искусные - ничего не скажешь! - в технике любви. Но - может быть, именно поэтому - настоящей духовной близости, без которой и в телесной не может быть истинной гармонии, у Филиппа с ними не было. Для этого скорее нужно юное, трепетное, невинное создание.
Все должно было совершиться скоро, теперь уже очень скоро.
