Он только кряхтел и выгибался под ней. Как он и обещал, он не был ни нежным, ни ручным. Он заставил ее поработать ради наслаждения, цепляться за него, двигаться вместе с ним, двигаться наперекор ему, а потом…
Вопль вырвался из ее горла.
И мир вокруг просто вдруг распался на куски.
Она не знала, что делать, не знала, что сказать. Она выпустила его плечи, и тело ее выпрямилось, затем выгнулось назад, и каждый мускул был как натянутая струна.
А под ней его тело взорвалось. Лицо его исказила судорога, тело выгнулось, приподняв их обоих над постелью, и она поняла, что он изливается в нее. Губы его произносили ее имя, все тише и тише, пока оно не превратилось в едва слышный шепот. А когда все закончилось, он сказал только:
– Полежи со мной.
Так она и сделала. И скоро заснула.
Впервые за много дней она спала крепко и спокойно.
Она и не подозревала, что все это время он лежал рядом с ней с открытыми глазами, прижав губы к ее виску, касаясь рукой ее волос.
Шепча ее имя.
Шепча и другие слова тоже.
Глава 20
…Майкл поступит так, как захочет. Таково его обыкновение.
Из письма графини Кшшартин Хелен Стерлинг. Ответ на ее послание, полученное три дня назад.
Последующие дни не принесли Франческе умиротворения. Когда она рассуждала о происшедшем с позиций здравого смысла - насколько она способна была рассуждать об этом с позиций здравого смысла, - ей казалось, что она должна была бы уже найти какие-то ответы, постигнуть логику происходящего, уловить что-то, что подсказало бы ей, что делать и какой выбор необходимо совершить.
Но нет. Ничего подобного.
Она была с ним уже дважды.
Дважды.
С Майклом.
Уже одно это должно бы было определить ее решение, убедить ее в необходимости принять его предложение. Казалось бы, все совершенно ясно. Она была с ним. Возможно, беременна от него - хотя это-то как раз было маловероятно, учитывая, что она два года не могла забеременеть от Джона.
Но даже если забыть о такого рода последствиях, все равно решение казалось очевидным. В мире, в обществе, к которому принадлежала она, такого рода интимные отношения, какие установились у них с Майклом, могли значить только одно.
Она должна выйти за него замуж.
И все же она никак не могла заставить себя произнести «да». Всякий раз, когда ей почти удавалось себя убедить в том, что именно это ей и следует сделать, какой-то голосок внутри принимался предостерегать ее, и она замирала, не в силах двинуться далее, слишком напуганная, чтобы углубиться в свои чувства и сообразить, отчего она словно в параличе.
Майкл, разумеется, ничего не понял. Да и где ему было понять, когда она сама не могла понять себя?
– Я зайду к викарию завтра утром, - прошептал он ей на ухо возле сторожки садовника, когда помогал сесть на свежую лошадь. Она тогда проснулась в сторожке одна, уже под вечер. На подушке рядом с ней лежала записка, в которой Майкл сообщал ей, что он повел Феликса в Килмартин и скоро вернется со свежей лошадью.
Но он привел только одну лошадь ненова вынудил ее ехать с ним в одном седле, на сей раз примостившись на крупе за его спиной.
– Я не готова, - сказала она, чувствуя, как ее охватывает паника. - Не ходи к викарию. Пока не ходи.
Его лицо потемнело, но он сдержал свой гнев.
– Мы обсудим это позже, - сказал он. Домой они ехали в молчании.
Едва они добрались до Килмартина, она попыталась скрыться в своей комнате, лепеча что-то про ванну, которую ей необходимо немедленно принять, но он крепко взял ее за руку и повел, и, сама не зная как, она вдруг оказалась с ним наедине, и где же? Опять в Розовой гостиной, за плотно закрытыми дверями.
– Как все это понимать? - спросил он.
– Что ты имеешь в виду? - уперлась она. Она старалась не смотреть на стол за его спиной. Это был тот самый стол, на который он усадил ее вчера вечером, а потом делал всякие немыслимые вещи.
От одного воспоминания по телу ее побежала дрожь.
– Ты знаешь, что я имею в виду, - нетерпеливо сказал он.
– Майкл, я…
– Ты выйдешь за меня замуж? -требовательно спросил он.
О Боже, лучше б он не отважился произнести эти слова! Как легко было увиливать от этой темы до того, как слова были произнесены и словно повисли между ними!
– Я… я…
– Ты выйдешь за меня замуж? - повторил он, и на сей раз слова его прозвучали жестко, почти резко.
– Я не знаю, - выговорила она наконец. - Мне нужно время.
– Для чего время? - сердито сказал он. - Чтобы я еще энергичнее стал пытаться устроить тебе беременность?
Она отшатнулась так, будто он ее ударил. Он грозно надвинулся на нее.
– Учти, я именно так и поступлю. Возьму тебя прямо сейчас, и еще раз вечером, и еще три раза завтра, если потребуется.
– Майкл, перестань, - шепнула она.
– Я спал с тобой, - продолжал он, не слишком заботясь о выборе слов, со странной настойчивостью. - Дважды. Ты не невинная девица и понимаешь, что это значит.
Но именно потому, что она не была невинной девицей - да и кто бы ожидал такого от вдовы? - она смогла ответить на это:
– Я знаю. Но это не имеет значения - если я не забеременею, разумеется.
В ответ Майкл прошипел одно слово. Ей никогда бы и в голову не пришло, что он может произнести такое слово в ее присутствии.
– Мне нужно время, - сказала она и обхватила себя за плечи.
– Зачем?
– Не знаю. Чтобы подумать. Разобраться во всем. Не знаю.
– Ну о чем тут еще думать? - рявкнул он.
– Во-первых, о том, хороший ли выйдет из тебя муж, - огрызнулась она. Его наскоки и уколы рассердили ее наконец.
Он даже отступил на шаг.
– Как это прикажешь понимать?
– Для начала - твое поведение в прошлом, - сказала она, сузив глаза. - Нельзя сказать, что ты был образцом христианской добродетели.
– Интересно слышать это от женщины, которая несколько часов назад приказывала мне снять подштанники, - съязвил он.
– Перестань говорить гадости, - сказала она негромко.
– Перестань злить меня.
Голова у нее заныла, и она прижала пальцы к вискам.
– Бога ради, Майкл, неужели нельзя дать мне подумать? Неужели нельзя дать мне немного времени на размышления?
Но истина заключалась в том, что ей было страшно думать. Потому что если подумать, то что же получается? Получается, что она распутница, шлюшка. Что она была захвачена примитивной страстью к этому мужчине и испытала с ним ни с чем не сравнимые восторги совершенно неприличного свойства, каких не знала со своим мужем, которого любила всем сердцем.
