Она испытывала наслаждение с Джоном, но ничего подобного у нее с мужем не было.
Она даже не подозревала, что такое возможно.
И однако, она обрела это с Майклом.
Который был ее другом, кстати. Доверенным лицом.
Ее любовником.
О Боже, так что это такое?
– Прошу тебя, - прошептала она, - мне необходимо побыть одной.
Майкл не сводил с нее глаз, смотрел долго-долго, так долго, что ей стало не по себе от этого пристального взгляда, но наконец он, тихо выругавшись, вышел из комнаты.
Она повалилась на софу и уронила голову на руки. Но не заплакала. Не пролила ни единой слезинки. И сама не понимала почему.
Никогда он не поймет женщин.
Злобно бранясь, Майкл стянул с себя сапоги и швырнул зловредную обувь в дверцу шкафа.
– Милорд? - раздался неуверенный голос его камердинера, высунувшегося из гардеробной.
– Не сейчас, Риверс! - рявкнул Майкл.
– Хорошо, милорд, - быстро сказал камердинер и поспешил взять хозяйские сапоги. - Я только заберу сапоги. Их надо бы почистить.
Майкл опять разразился бранью.
– Или, может, сжечь, - предположил Риверс. Майкл только посмотрел на него и заворчал, как пес. Риверс ретировался, но по глупости забыл закрыть за собой дверь.
Майкл пинком захлопнул дверь и очень огорчился, что она не слетела с петель.
Даже в маленьких удовольствиях жизнь теперь отказывает ему!
Он беспокойно заходил по винно-красному ковру, время от времени останавливаясь у окна.
Что до того, чтобы понять женщин, - да Бог с ними! Он никогда и не стремился освоить это искусство. Но он всегда полагал, что понимает Франческу. И был совершенно уверен, что она обязательно выйдет за мужчину, с которым была дважды.
Один раз могло и не сработать. Один раз она могла посчитать ошибкой. Но два раза…
Она никогда бы не отдалась дважды мужчине, если бы не ценила этого мужчину достаточно высоко…
Нет, подумал он с кривой ухмылкой. Тут он просчитался.
Очевидно, она согласна была использовать его лишь как инструмент для достижения собственного удовольствия - да что там! И использовала. Она проявляла инициативу, брала что хотела и уступала главенствующую роль ему, только когда жар их взаимной страсти достигал совсем уж адского накала.
Она использовала его.
Он и не думал, что она на такое способна.
Интересно, она была такая и с Джоном? И с ним тоже она принималась командовать? И с ним тоже…
Он замер, словно врос в ковер.
Джон.
Он совсем забыл про Джона.
Как же такое возможно?
Долгие годы всякий раз, когда он видел Франческу, всякий раз, когда вдыхал ее опьяняющий аромат, Джон незримо был рядом - сначала как фантом его совести, а потом - его памяти.
Но с того самого момента, как он вошел вчера в Розовую гостиную и, слыша ее легкие шаги за своей спиной, прошептал «Выходи за меня замуж», он совершенно забыл о Джоне.
Не то чтобы воспоминание о Джоне изгладилось из его памяти. Нет, Джон был слишком близок, слишком дорог ему, им обоим. Но в какой-то момент, когда он был на пути в Шотландию, Майкл наконец позволил себе думать о браке. «Я могу жениться на ней. Я могу попросить ее. Я действительно могу это сделать».
И как только он сам себе дал разрешение на этот брак, ему перестало казаться, что он собирается похитить жену у покойного двоюродного брата.
Майкл ведь сам ни на что не напрашивался. Он не возводил глаза к небу и не просил себе графский титул. Он даже не мечтал обладать Франческой, смирясь с мыслью, что она никогда не станет его.
Но Джон умер. Он умер.
И никто в этом не был виноват.
Джон умер, и жизнь Майкла изменилась полностью, за исключением одного: он по-прежнему любил Франческу.
Боже, как же он любил ее!
Ничто не препятствовало их браку. Никакие законы, никакие обычаи, одна только его больная совесть, которая совершенно неожиданно вдруг умолкла.
И Майкл наконец позволил себе задуматься над тем единственным вопросом, который никогда прежде не смел себе задать.
Что подумал бы Джон об этом браке?
И он вдруг понял, что брат благословил бы этот брак. Джон был великодушным человеком, и он любил Франческу, и Майкла тоже. Он захотел бы, чтобы Франческу любили и почитали так, как любил и почитал ее Майкл.
И он захотел бы, чтобы Майкл был счастлив.
Майкл и не думал, что когда-нибудь сможет говорить о себе так.
Счастлив.
Только подумать!
* * *
Франческа была уверена, что Майкл постучит в ее дверь, но когда этот стук действительно раздался, она все же подскочила от неожиданности.
Еще больше поразило ее то, что за дверью оказался вовсе не Майкл, а горничная, которая принесла ей ужин.
Подозрительно прищурив глаза, Франческа выглянула в коридор, посмотрела направо, налево, ожидая увидеть Майкла, засевшего в каком-нибудь темном углу и готового броситься на нее.
Но его нигде не было.
– Его сиятельство подумал, что вы, верно, голодны, - сообщила горничная, ставя поднос на секретер.
Франческа быстро осмотрела поднос - не лежит ли между тарелок записка, цветок, что-нибудь, что пояснило бы намерения Майкла, но ничего не было.
Ничего не было и весь вечер, и утром тоже.
Ничего - только поднос с завтраком и почтительный поклон горничной с прежним сообщением:
– Его сиятельство подумал, что вы, верно, голодны.
Франческа попросила дать ей время подумать, и он не беспокоил ее.
Это было ужасно.
Нельзя не согласиться, что было бы еще хуже, если бы он пренебрег ее желаниями и не оставил бы ее в покое. Потому что совершенно очевидно, что она не могла рассчитывать на свое здравомыслие в присутствии этого человека. Не слишком-то она могла доверять и ему, с этими его томными взглядами и вопросами шепотом: «Ты поцелуешь меня, Франческа?», «Ты позволишь мне поцеловать тебя?».
И она не могла отказать ему, когда он стоял так близко и его глаза, эти удивительные, серебристые глаза обжигали ее взглядом.
Он гипнотизировал ее. Вот единственно возможное объяснение.
В это утро она оделась сама, выбрав практичное будничное платье, в котором удобно будет гулять. Ей не хотелось сидеть в своей комнате, но и бродить по покоям Килмартина, замирая на каждом углу из опасения, что сейчас появится Майкл, ей тоже не хотелось.
