– Клеймом цивилизации является рутина.
– Да, я понимаю, но...
– Но признаком действительно прогрессивного ума является способность адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам.
У Гиацинты даже рот открылся от удивления. Даже в самом диком сне она не могла вообразить, что леди Данбери может сказать такое.
– Иди, мое дорогое дитя. Делай то, что тебя так заинтриговало.
Гиацинта собрала свои вещи, встала и подошла к леди Данбери.
– Вы будете моей бабушкой. – Она наклонилась и в порыве охватившего ее теплого и нежного чувства поцеловала графиню в щеку. Она никогда раньше не позволяла себе такой фамильярности, но сейчас ей показалась, что она была к месту.
– Глупышка, – леди Данбери, смахивая слезу. – В моем сердце я уже многие годы была твоей бабушкой. Я просто ждала, когда ты официально об этом объявишь.
Глава 20
В тот же вечер, но довольно поздно. Гиацинте пришлосьотложить попытки перевода дневника из-за долгогосемейного обеда, за которым последовала бесконечнаяигра в шарады.В половине одиннадцатого она наконец наткнуласьна то, что так долго искала.
Возбуждение оказалось сильнее осторожности...
Еще десять минут, и Гарета не было бы дома, и он не услышал бы стук в дверь. Он надел грубый шерстяной джемпер, который его бабушка назвала бы чудным, но у которого было неоспоримое преимущество – он был черным, как ночь. Гарет как раз сидел на диване, обуваясь в башмаки с мягкими подошвами, когда снова услышал стук.
Тихий, но решительный.
На часах была почти полночь. Фелпс уже давно лег спать, поэтому Гарет пошел сам открывать дверь.
– Кто там?
– Это я.
Что? Не может быть... Он распахнул дверь.
– Что ты здесь делаешь? – прошипел он, рывком втягивая Гиацинту внутрь квартиры. – Тебя никто не видел?
– В такое время...
– Ты с ума сошла? Совсем обезумела? – Он вспомнил, как разозлился на нее, когда она в прошлый раз разгуливала одна по темным улицам Лондона. Но тогда у нее было хоть какое-никакое объяснение. Но на этот раз...
Он еле себя сдерживал.
– Мне придется запереть тебя. Надо как-то привести тебя в чувство и...
– Ты только послушай...
– Иди сюда. – Он схватил ее и затолкал в спальню, поскольку это была самая дальняя комната. Каморка Фелпса располагалась по другую сторону гостиной. Обычно его камердинер спал как убитый, но если Гарету не повезет, Фелпс может именно сегодня проснуться и отправиться на кухню что-нибудь перекусить.
– Гарет, я должна тебе сказать...
– Я ничего не хочу слушать, если только ты не хочешь сказать, что ты дура.
Она скрестила руки на груди.
– Ну уж нет! Этого ты от меня не дождешься.
Он сжимал кулаки, удерживая себя оттого, чтобы не наброситься на нее. У него становилось темно в глазах, когда он представлял себе ее одну на темной улице, где на нее могли в любую минуту напасть...
– Я убью тебя.
Но она не слушала его угроз.
– Гарет, мне надо...
– Нет, не говори ни слова. Сядь, – он только сейчас понял, что она стоит, – сядь сюда и сиди тихо, пока я не придумаю, что с тобой делать.
Гиацинта села и в первый раз было похоже на то, что она не собирается открывать рот. Наоборот, она выглядела необычайно довольной собой.
Это сразу вызвало у него подозрение. Как ей удалось вычислить, что он именно в эту ночь собрался в последний раз отправиться в Клер-Холл искать бриллианты? Он, наверное, нечаянно проговорился во время их недавнего разговора. Он думал, что он очень осторожен, но Гиацинта была чертовски умна, и если кто-то и смог из его слов сделать вывод о его намерениях, то только она.
По его мнению, это вообще была дурацкая затея. У него не было ни одной зацепки, если не считать теории Гиацинты о спальне баронессы. Но он пообещал ей, что пойдет. И вот он уже в третий раз собирается идти в Клер-Холл.
Он смотрел на нее сердито. Она безмятежно улыбалась, и это сводило его с ума.
– Ладно, – чуть слышно произнес он, – мы установим кое-какие правила. Прямо здесь и сейчас.
– Какие именно?
– Когда мы поженимся, ты не будешь выходить из дома без моего разрешения...
– Никогда?
– По крайней мере до того времени, пока ты не докажешь, что ты ответственный, взрослый человек. – Гарет сам себя не узнавал, но если это поможет уберечь от опасности эту дурочку, пусть так и будет.
– И с каких это пор ты стал выражаться так высокопарно?
– С тех пор, как влюбился в тебя! – почти заревел он во весь голос. Его удержало только то, что была ночь, а в доме жили главным образом одинокие мужчины, которые поздно ложились спать и обожали сплетничать.
– Ты... ты – что?
Ее рот округлился, но Гарет был слишком возбужден, чтобы это заметить.
– Я люблю тебя, глупая женщина. – Он размахивал руками, словно безумный. Просто невероятно, до чего она его довела. Гарет не помнил, когда в последний раз так терял над собой контроль. – Он скрипнул зубами. – Ты самая безумная, самая непредсказуемая...
– Но...
– И ты кого угодно можешь замучить своей болтовней. Но я люблю тебя, да поможет мне Бог, все равно люблю...
– Но, Гарет...
– И если мне придется привязать тебя к этой чертовой кровати, чтобы уберечь тебя от самой себя, Бог свидетель, я это сделаю.
– Но, Гарет...
– Ни слова больше, ни единого слова. – Он начал размахивать пальцем перед ее носом, что было весьма невежливо. Потом неожиданно замер, опустив руки.
Она, не опуская удивленных глаз, медленно встала и подошла к нему.
– Ты меня любишь?
– Я знаю, что ты моя погибель, но это так. – Гарет вздохнул. – Я не могу с собой справиться.
– О! – Ее губы задрожали, а потом расплылись в улыбке. – Как это хорошо.
– Хорошо? Это все, что ты можешь сказать?
– Я тоже тебя люблю. – Она дотронулась до его щеки. – Всем сердцем, всем, что я есть...
Он так и не услышал, что еще она хотела ему сказать, потому что закрыл ей рот поцелуем.
– Гарет, – она, пытаясь отстраниться.
– Не сейчас. – Он снова ее поцеловал, он не мог остановиться.
– Но, Гарет...
