Это словно выдернуло ее из вязкого тумана.
– Ричард? Не говорите ерунды.
Грегори недоверчиво посмотрел на нее.
– Не могу поверить, что вы этого не заметили.
– А я не могу поверить, что вы заметили. Господи, да она воспринимает его только как брата.
– Я вполне это допускаю, но он отвечает ей совсем другими чувствами.
– Мистер Бри...
Грегори поднял руку, жестом призывая ее замолчать.
– Ну-ну, не нужно, леди Люсинда. Осмелюсь заметить, я видел больше влюбленных дураков, чем вы...
Смех в буквальном смысле сорвался с ее губ.
– Мистер Бриджертон, – сказала она, отсмеявшись, – в течение последних трех лет я являюсь постоянной спутницей Гермионы Уотсон. Верьте мне, когда я говорю, что на свете нет никого, кто видел бы такое количество снедаемых любовью дураков, как я.
На мгновение Грегори растерялся и не нашелся, что ответить. Ведь она была права.
– Ричард не влюблен в Гермиону, – повторила она, в подтверждение своих слов качая головой. И фыркая. По-женски, но все же. Причем фыркая на него.
– Позволю себе не согласиться, – сказал Грегори. Хотя у него было семь братьев и сестер, он не знал, как изящно уклониться от спора.
– Да этого просто не может быть, – очень уверенно заявила леди Люсинда. – Он влюблен в другую.
– О, вот как? – Грегори даже не подумал о том, что пора пробудить свою надежду.
– Да, именно так. Он все время рассказывал о какой-то девушке, с которой познакомился у своего друга, – сообщила она. – Кажется, она чья-то сестра. Не помню, как ее зовут. Возможно, Мэри.
Мэри. Гм... Он знал, что Феннсуорт начисто лишен воображения.
– Ergo
[3]
, – заключила леди Люсинда, – он не влюблен в Гермиону.
– Верьте этому, если вам так угодно, – с надменным вздохом произнес Грегори, – но я знаю одно: вскоре вашему брату придется лечить разбитое сердце.
– О, вот как? – усмехнулась леди Люсинда. – Потому что вы уверены в своем успехе?
– Потому что я уверен в его неудаче.
– Да вы же практически не знакомы с ним.
– А теперь вы защищаете его? Секунду назад вы говорили, что это его не интересует.
– Не интересует. – Леди Люсинда закусила губу. – Но он мой брат. Неужели вы думаете, что я его не поддержала бы, если бы это его интересовало?
Грегори многозначительно поднял бровь.
– Боже, как быстро ваша преданность меняет направление.
Она виновато посмотрела на него.
– Он граф. А вы... нет.
– Из вас получится замечательная великосветская мамаша.
Ее спина напряглась.
– Прошу прощения?
– Вы выставляете свою подругу на аукцион и отдаете тому, кто сделает большую ставку. К тому моменту, когда у вас вырастет дочь, вы здорово набьете руку.
Леди Люсинда вскочила, ее глаза блестели от гнева и возмущения.
– Вы говорите ужасные вещи. Моей самой главной заботой всегда было счастье Гермионы. И если так уж случится, что счастливой ее сделает граф... который является моим братом...
Блестяще! Теперь она пытается свести Гермиону с Феннсуортом.
– Но ее могу сделать счастливой и я, – сказал он, вставая.
И ведь это правда. За это утро он дважды заставлял ее смеяться, хотя она сама его рассмешить не пыталась.
– Конечно, можете, – согласилась леди Люсинда. – И вероятно, она будет с вами счастлива, если вы все не испортите. Как бы то ни было, Ричард слишком молод для женитьбы. Ему всего двадцать два.
Грегори с любопытством оглядел ее. А сейчас, если судить по ее словам, получается, что она поддерживает его как наилучшего кандидата. Так к чему она клонит?
– И он, – добавила она, нетерпеливо заправляя за ухо светло-русый локон, который ветер все время бросая ей в лицо, – не влюблен в нее. Я в этом абсолютно уверена.
Ни у одного из них не нашлось, что добавить к сказанному, поэтому, так как оба уже были на ногах, Грегори указан рукой на дом:
– Давайте вернемся.
Леди Люсинда кивнула, и они неторопливо пошли вперед.
– Это все равно не решает проблему с мистером Эдмондсом, – заметил Грегори.
Она бросила на него лукавый взгляд.
– В чем дело? – недовольно спросил он.
И она, как ни удивительно, хихикнула. Ну, возможно, это было не хихиканье в прямом смысле, а звук, который люди издают носом, когда им смешно.
– Ни в чем, – ответила она, продолжая улыбаться. – Честное слово, я потрясена тем, что вы не стали делать вид, будто не помните его имени.
– Что, мне следовало назвать его мистером Эдвардсом, потом мистером Эллингтоном, потом мистером Эдифисом, потом...
Она высокомерно изогнула брови.
– Уверяю вас, вы потеряли бы мое уважение.
– Какой ужас. О, какой ужас, – произнес он, прижимая руку к сердцу.
Леди Люсинда оглянулась на него и одарила озорной улыбкой.
– Это был близкий промах.
Грегори удалось сохранить беспечный вид.
– Я плохой стрелок, зато я умею уворачиваться от пуль.
А вот это ее заинтересовало.
– Никогда не встречала мужчину, который открыто признавал себя плохим стрелком.
Он пожал плечами.
– Есть вещи, от которых просто никуда не деться. Я навсегда останусь Бриджертоном, над которым при стрельбе на близкое расстояние одержит верх сестра.
– Та, о которой вы мне рассказывали?
– Все, – честно признался Грегори.
– О! – Леди Люсинда нахмурилась.
Наверняка для подобных ситуаций существуют давно устоявшиеся заявления. Что нужно сказать, если джентльмен признается в том, что у него есть слабое место? Она не могла вспомнить, чтобы прежде хоть раз слышала подобное признание от мужчины, но бывали случаи – в истории, – что джентльмены так поступали. И ведь кому-то приходилось реагировать на их признание.
Люси хлопала глазами, ожидая, когда что-нибудь приемлемое придет на ум. Но ничего не приходило.
И вдруг...
– А Гермиона не умеет танцевать. – Эти слова, сорвавшиеся с ее губ, не имели никакой связи с сознанием.
Боже милостивый, неужели это должно нести какой-то смысл?
Грегори остановился и повернулся. На его лице отражался живейший интерес. А может, и безмерное удивление.
Она очень надеялась, что в земле разверзнется пропасть, и она спрыгнет в нее. И то, что мистер Бриджертон смотрел на нее не отрываясь, причем так, как смотрят на душевнобольного, ни в коей мере не облегчало ей жизнь.
