А вот леди Люсинда... Для нее не составило бы труда смешаться с толпой. Конечно, у нее очень красивые волосы, светло-русые с медовым оттенком, но в них нет ничего неожиданного или уникального. Вероятно, у половины светских дам волосы такого же цвета.
Он оглядел бальный зал. Ладно, не у половины. Возможно, и не у четверти. Но все равно, глядя на нее, не возникает ощущения, будто волосы пронизаны лунным светом, как у ее подруги.
Грегори нахмурился. Мисс Уотсон уже пора было бы появиться. Конечно, вряд ли она решит спуститься вниз так же рано, как он, но уж на час она опаздывать не будет.
Леди Люсинда этого просто не допустит. Ведь она очень пунктуальна. В хорошем смысле слова.
Леди Люсинда, скорее, похожа на Кейт или будет похожа, когда станет старше. Умная, деловитая, немного озорная.
И она довольно занятный человек. Славный парень, эта леди Люсинда.
Однако ее тоже не видно среди гостей.
Вероятно, она там же, где мисс Уотсон. Эта мысль почему-то приободрила его. С мисс Уотсон не случится ничего плохого, если рядом будет леди Люсинда.
У Грегори заныло в животе, и он решил на время прекратить поиски и подкрепиться. Кейт, как всегда, приготовила самые разнообразные яства, чтобы гости могли перекусить. Грегори прямиком направился к блюду с сандвичами – они были похожи на те, что Кейт подавала в день его приезда, и тогда они ему понравились. Десятка будет достаточно, чтобы утолить голод.
– Мистер Бриджертон?
Леди Люсинда. Он узнает этот голос где угодно.
Грегори обернулся. Она действительно появилась только что.
Его глаза расширились, когда он сообразил, что маска из синевато-серого фетра была такого же цвета, как ее глаза. Ему стало интересно, удастся ли мисс Уотсон подобрать маску в цвет ее зеленых глаз.
– Это вы, не так ли?
– Как вы догадались? – спросил Грегори.
Она пожала плечами.
– Не знаю. Просто догадалась. – Вдруг ее губы приоткрылись – чуть-чуть, настолько, чтобы блеснули белоснежные зубы, – и она сказала: – Я Люси. Леди Люсинда.
– Я знаю, – пробормотал Грегори, не в силах оторваться от ее губ. Как там говорится про маски? Что, закрывая верхнюю часть лица, они притягивают интерес к нижней и делают ее более интригующей.
Почти завораживающей.
Как он не заметил, что уголки ее губ слегка приподняты?
– Вы проголодались? – спросила она.
Грегори заморгал и заставил себя отвести взгляд.
Леди Люсинда указала рукой на сандвичи.
– Те, с ветчиной, очень вкусные. И с огурцом тоже. Я не большой поклонник сандвичей с огурцом – ими не наедаешься, хотя мне очень нравится, как они хрустят, – но в эти добавлена капелька сыра вместо масла. Чрезвычайно неожиданно и пикантно.
Она помолчала и, склонив голову набок, посмотрела на него в ожидании ответа.
А он улыбнулся. Не смог удержаться от улыбки. Когда она принималась рассуждать о еде, в ней появлялось нечто необыкновенно забавное.
Леди Люсинда опустила взгляд на блюдо.
– Жаль, что они разложены вперемежку.
Грегори вопросительно посмотрел на нее:
– Вам нравится, когда в вещах царит порядок, правда?
– О да! – с горячностью воскликнула леди Люсинда. – Очень нравится.
Грегори подумал о собственной дезорганизованности. Он в беспорядке сваливает ботинки в гардероб, везде расшвыривает приглашения... Год назад он дал недельный отпуск своему камердинеру-секретарю, чтобы тот навестил больного отца, и по возвращении бедняга едва не свалился в обморок при виде того, во что превратилась комната.
Музыканты играли быстрый вальс, и юбки дам, кружившихся в вихре танца, вздымались, как шелковые колокола. Нельзя было не почувствовать, что ночь полна жизни... энергии... огня...
Что-то обязательно случится этой ночью. Грегори не сомневался в этом. Чья-то жизнь изменится.
Если ему повезет, это будет его жизнь.
В его руках появилось покалывание. И в ногах тоже. Ему стоило огромного труда устоять на месте. Ему хотелось двигаться, делать что-то. Ему хотелось привести в движение свою жизнь, потянуться и поймать свою мечту.
Ему хотелось двигаться. Он не мог стоять на месте. Он...
– Хотите потанцевать?
Он не собирался предлагать. Но как-то получилось, что он повернулся, а леди Люсинда оказалась рядом, и слова сами сорвались с языка.
Ее глаза загорелись. Даже под маской он увидел, как она обрадовалась.
– Да, – выдохнула она и добавила: – Я люблю танцевать.
Он взял ее за руку и повел в середину. Они быстро поймали ритм, и танец подхватил их и превратил в единое целое. Грегори достаточно было чуть сильнее прижать руку к талии леди Люсинды, и она двигалась именно туда, куда он и предполагал. Они кружились, и воздух проносился мимо них с такой скоростью, что они смеялись над этим.
Это было замечательно. От этого захватывало дух. Казалось, музыка управляла каждым их движением.
И вдруг все закончилось.
Так быстро. Слишком быстро. Музыка стихла, и на секунду они замерли, так и не разняв руки, охваченные воспоминаниями о вальсе.
– О, это было прекрасно, – сказала леди Люсинда.
Ее глаза сияли.
Грегори выпустил ее руку и поклонился.
– Леди Люсинда, вы великолепно танцуете. Не ожидал от вас.
– Благодарю, я... – Она пристально посмотрела ему в глаза. – Не ожидали?
– Я... – Ну зачем он это сказал? Ведь он не хотел этого говорить. – Вы очень грациозны, – наконец проговорил он, ведя ее прочь от середины зала.
Этого с нее будет достаточно, потому что он не намерен и дальше обсуждать эту тему.
– О! – Ее губы шевельнулись. Чуть-чуть. Но он заметил. И его осенило: она выглядит счастливой. Он подумал, что большинство людей счастливыми не выглядят. Они выглядят радостными, оживленными или довольными.
А леди Люсинда выглядела счастливой. И ему это очень понравилось.
– Интересно, где Гермиона? – спросила она, осматриваясь.
– Разве она пришла не с вами? – удивился Грегори.
– Со мной. Но потом мы увидели Ричарда. И он пригласил ее танцевать. Не потому, – с нажимом произнесла она, – что он в нее влюблен. Он просто проявил вежливость. Так всегда поступают по отношению к подруге сестры.
– У меня четыре сестры, – напомнил ей Грегори. – Я знаю. – Но тут он вспомнил. – Мне казалось, что мисс Уотсон не танцует.
– Не танцует. Но Ричард об этом не знает. И никто не знает. Кроме меня. И вас. – Она бросила на него настойчивый взгляд. – Пожалуйста, никому не говорите. Умоляю вас. Это обидит Гермиону.
