– Ну вот, стая меня бросила, – нахмурившись, сказала она.
Грегори с улыбкой проследил за последним голубем, спешившим на угощение Бриджертона, и разбросал еще одну горсть крошек.
– Я всегда устраиваю лучшие приемы.
Люси покосилась на него.
– Вы невыносимы.
Грегори ответил ей хитрым взглядом.
– Это одно из моих превосходных качеств.
– По чьему мнению?
– Ну, моя мама, кажется, сильно меня любит, – изображая скромность, заявил он.
Люси рассмеялась.
И Грегори ощутил себя победителем.
– А моя сестра... не очень.
Одна из бровей Люси изогнулась.
– Та, которую вам нравится мучить?
– Я мучаю ее не потому, что мне нравится, – наставительным тоном проговорил Грегори. – Я делаю гак, потому что это необходимо.
– Кому?
– Всей Британии, – заявил он. – Поверьте мне.
Люси посмотрела на него с сомнением.
– Вряд ли все так уж плохо.
– Вероятно, нет, – сказал он. – Мама, кажется, и ее тоже любит, что меня чрезвычайно озадачивает.
Люси опять рассмеялась, и ее смех звучал... хорошо. Слово нейтральное, но как-то уж больно точно оно ее описывает. Ее смех идет изнутри – теплый, свободный, искренний.
Она повернулась к нему, и ее взгляд стал серьезным.
– Вам нравится поддразнивать, но я готова спорить на все, что у меня есть, что вы отдали бы за нее жизнь.
Грегори сделал вид, будто раздумывает над ее словами.
– А сколько у вас есть?
– Стыдитесь, мистер Бриджертон. Вы увиливаете от ответа.
– Конечно, отдал бы, – тихо проговорил он. – Она моя сестренка. Моя – и чтобы мучить, и чтобы защищать.
– Разве она не замужем?
Он пожал плечами и оглядел парк.
– Да, думаю, теперь о ней может позаботиться Сен-Клер – дьявол бы его побрал. – Он повернулся к ней и улыбнулся, но улыбка вышла кривой. – Простите.
Как оказалось, Люси пребывала не в том настроении, чтобы обижаться. Более того, она удивила Грегори тем, что с чувством произнесла:
– Нет надобности извиняться. Бывают ситуации, когда только упоминание лукавого может точно передать всю глубину отчаяния.
– Очевидно, вы сделали этот вывод недавно, причем на собственном опыте?
– Вчера вечером, – подтвердила его догадку Люси.
– Вот как? – Грегори, страшно заинтересовавшись, наклонился вперед. – И что же произошло?
Но Люси лишь покачала головой:
– Ничего особенного.
– Как же ничего, если вы извиняете богохульство?
Она вздохнула:
– Я уже говорила вам, что вы невыносимы, не так ли?
– У вас, леди Люсинда, острый язычок.
Она выгнула брови, что придало ее лицу хитрющее выражение.
– Это одна из моих тщательно скрываемых тайн.
Грегори засмеялся.
– Я, знаете ли, не просто обычная сплетница.
Грегори уже хохотал. Хохот зарождался где-то в желудке и сотрясал все тело.
Люси наблюдала за ним со снисходительной улыбкой, и это здорово умиротворяло его. Она выглядела теплой... даже мирной.
И он чувствовал себя счастливым с ней. Здесь, на скамье. Ему было легко и просто в ее обществе.
Отсмеявшись, он повернулся к ней и с улыбкой спросил:
– Вы часто приходите сюда?
Люси ответила не сразу. Она наклонила голову, будто задумавшись над его вопросом.
Что показалось Грегори странным – ведь вопрос был простым.
– Мне нравится кормить птиц, – наконец проговорила она. – Это успокаивает.
Грегори разбросал еще горсть крошек и усмехнулся:
– Вы так думаете?
Люси прищурилась и четким и собранным, как у военного, движением руки бросила на землю крошку хлеба. Потом следующую, причем точно так же. Затем она повернулась к Грегори. На ее губах улыбки не было.
– Да, если только вы не подстрекаете их к бунту.
– Я?! – с невинным видом воскликнул Грегори. – Да это вы вынуждаете их биться до смерти – и всего лишь ради крошки черствого хлеба!
Люси покачала головой. Он действительно невыносим. И она так благодарна ему за это. Когда она его заметила – он стоял и наблюдал, как она кормит голубей, – у нее похолодело в желудке, и она ощутила страшную слабость. В тот момент она не знала, что говорить и как себя вести.
Но потом он подошел к ней, и он выглядел таким... привычным. Она тут же почувствовала себя свободно, что при существующих обстоятельствах было довольно удивительно.
Потом он улыбнулся – своей неторопливой, такой знакомой улыбкой, – пошутил насчет голубей, и она, сама того не замечая, стала улыбаться ему в ответ. И почувствовала себя свободно и естественно.
Совершенно очевидно, у нее в жизни осталось очень мало радостей.
– Вы все это время жили в Лондоне? – спросила Люси. Грегори не ожидал подобного вопроса.
– Нет. Я только вчера вернулся.
– Понятно.
Люси молчала, обдумывая полученные сведения. Странно, она даже не предполагала, что его может не быть в городе. Ну что ж, это все объясняет... Только она не знала, что это объясняет. Что она его ни разу не видела? Так она вряд ли могла бы видеть его, если сама не бывала нигде, кроме парка и портнихи, и все время проводила дома.
– Значит, все это время вы жили в Обри-Холле?
– Нет, я уехал вскоре после вас и навестил своего брата. Он вместе с женой и детьми живет в Уилтшире, вдали от цивилизации, что его очень радует.
– Уилтшир не так уж далеко.
Грегори пожал плечами.
– Бывают периоды, когда они не получают даже «Таймс». Они утверждают, что им это неинтересно.
– Как странно. – Среди знакомых Люси не было ни одного, кто не получал бы газету, причем в самых отдаленных графствах.
Грегори кивнул.
– На ceй раз это подействовало на меня благотворно. Я не знал, кто чем занимается, и меня это ни капельки не волновало.
– А вы обычно прислушиваетесь к сплетням?
Он покосился на нее.
– Мужчины не сплетничают. Они беседуют.
– Понятно, – сказала Люси. – Это многое объясняет.
Он рассмеялся.
– А вы давно в городе? Я думал, вы живете в деревне.
– Две недели, – ответила она. – Мы приехали сюда сразу после свадьбы.
