Гермиона больше ничего не сказала. Она лишь хитро посмотрела на подругу – такие взгляды она не использовала больше ни с кем, – и Люси поняла, что пора защищаться.
– Это не предлог, – заявила девушка. Она сложила руки на груди, но потом, почувствовав, что эта поза не совсем соответствует моменту, уперла руки в бока. – И вообще, о чем речь? Ты же знаешь, что я обязана выйти за Хейзелби. Это было обговорено сто лет назад.
Она снова скрестила руки на груди. Потом опустила их. И села.
– Это неплохая партия, – продолжала Люси. – Честное слово, после того, что произошло с Георгианой Уитон, я должна ползать в ногах у дяди и целовать ему руки за столь приемлемый союз.
На мгновение воцарилось проникнутое ужасом, почти благоговейное молчание. Если бы девушки были католичками, они перекрестились бы.
– Избави Господи от этого, – наконец нарушила тишину Гермиона.
Люси медленно кивнула. Георгиану выдали замуж за страдающего одышкой и подагрой семидесятилетнего старика. Причем нетитулованного семидесятилетнего подагрического старика. Господь всемогущий, своей жертвой Георгиана вполне заслужила, чтобы перед ее именем появилось «леди»!
– Так что, – решила закончить Люси, – Хейзелби не такой уж плохой вариант. Лучше, чем многие, между прочим.
Гермиона посмотрела на нее. Пристально.
– Хорошо, Люси. Если это то, что ты хочешь, я буду во всем поддерживать тебя. Но что касается меня... – Она вздохнула, и в ее глазах появилось то самое отсутствующее выражение, от которого мужчины падали в обморок. – Мне нужно кое-что другое.
– Я это знаю, – сказала Люси, пытаясь выдавить из себя улыбку.
Сколько она ни старалась, ей трудно было представить, каким образом Гермионе удастся претворить в жизнь свою мечту. В мире, в котором они жили, дочери виконта не выходили замуж за секретарей. Люси казалось, что Гермионе было бы гораздо разумнее подогнать свою мечту под реальность, чем перекраивать общественные взгляды. Во всяком случае, так было бы легче.
Но сейчас она слишком устала. И хочет спать. Она займется Гермионой утром. И начнет с красавца мистера Бриджертона. Он идеально подойдет ее подруге, к тому же – Господь свидетель! – она его очень заинтересовала.
Гермиона передумает. Люси об этом позаботится.
Глава 3,
в которой наш герой предпринимает очень-очень большие усилия
Утро было солнечным и ясным. Грегори с аппетитом завтракал, когда рядом с ним возникла его невестка. Судя по слабой улыбке, она что-то задумала.
– Доброе утро, – излишне живо и весело поприветствовала она его.
Грегори, в этот момент накладывавший себе на тарелку гору омлета, кивнул и произнес:
– Кейт.
– Погода стоит отличная, и, я думаю, можно было бы организовать экскурсию в деревню.
– Чтобы накупить лент и бантов?
– Именно, – подтвердила Кейт. – Я действительно считаю необходимым поддержать наших местных лавочников. А ты что думаешь?
– Конечно, – пробормотал Грегори. – Хотя я в последнее время не испытывал настоятельной потребности в лентах и бантах.
Кейт сделала вид, будто не заметила его сарказма.
– У всех наших дам есть деньги на «булавки», только им негде их потратить. Если я не отправлю их в город, они откроют игорное заведение в розовом салоне.
Вот на это Грегори взглянул бы с большим удовольствием.
– И, – продолжала Кейт довольно целеустремленно, – если я отправлю их в город, для них понадобится эскорт.
Грегори чуть-чуть помедлил с ответом, и она повторила:
– Эскорт.
– Осмелюсь предположить, что ты хочешь попросить меня во второй половине дня прогуляться в деревню?
– Утром, – поправила его Кейт. – В связи с тем, что я собираюсь разбить всех на пары, а тебе, как Бриджертону, отдаю предпочтение перед остальными гостями мужского пола, я позволю себе осведомиться, нет ли среди наших дам той, с которой ты хотел бы оказаться в паре?
Иначе, как свахой, Кейт назвать было нельзя, но в данном случае Грегори решил, что ее стоит поблагодарить за вмешательство.
– Между прочим, – начал он, – есть...
– Замечательно! – перебила его Кейт и захлопала в ладоши. – Это Люси Абернети.
– Люси Абернети? – ошарашено повторил Грегори. – Та самая леди Люсинда?
– Да, вчера вы смотрелись отличной парой, и, должна признаться, Грегори, она мне ужасно нравится. Она говорит, что уже практически обручена, но, по моему мнению, это...
– Меня не интересует леди Люсинда, – оборвал ее на полуслове Грегори, решив, что слишком опасно ждать, когда Кейт переведет дыхание.
– Не интересует?
– Нет. Не интересует. Я... – Он наклонился к ней, хотя в утренней столовой не было никого, кроме них. – Я хотел бы, чтобы ты поставила меня в пару с мисс Уотсон.
– Серьезно? – Кейт не выглядела разочарованной, но в ее облике появилась какая-то безропотность. Как будто она уже слышала подобные слова прежде. И не раз.
– Да, – ответил Грегори и почувствовал, как в нем поднимается раздражение, в первую очередь на Кейт, потому что... гм... она была рядом, а он отчаянно влюбился, и ей нечего было сказать на это, кроме «Серьезно?».
Но потом он понял, что был раздражен с раннего утра. Он плохо спал и все время думал о Гермионе: об изящной линии затылка, о зеленом оттенке ее глаз, о мелодичности ее голоса. Он впервые – впервые – реагировал на женщину таким образом, и хотя его радовало, что он наконец-то нашел ту самую, которую хотел сделать своей женой, его слегка лишал самообладания тот факт, что она не испытывала такого же влечения к нему.
– Значит, Гермиона Уотсон, – сказала Кейт, вздохнув так, как вздыхают женщины, когда имеют в виду нечто, что просто невозможно понять, даже если бы это нечто было облечено в слова.
Это Гермиона Уотсон. И будет Гермиона Уотсон.
Скоро.
Не исключено, что сегодня же утром.
– Как ты думаешь, в деревне торгуют чем-нибудь, кроме лент и бантов? – спросила Гермиона у Люси, когда они натягивали перчатки.
– Очень на это надеюсь, – ответила Люси. – Так поступают хозяева всех подобных вечеринок, правда? Отправляют нас с нашими карманными деньгами покупать ленты и банты. У меня их столько, что можно было бы украсить целый дом. Или по крайней мере соломенную сторожку.
Гермиона весело улыбнулась:
– Я внесу свой вклад в дело, и вместе мы украсим... – она замолчала и задумалась, а потом опять улыбнулась, – большую соломенную сторожку!
Люси усмехнулась. В Гермионе столько надежности. Но никто этого, естественно, не замечает. Хотя надо честно признать: Гермиона редко делится с обожателями своим внутренним миром настолько, чтобы они успели понять, что прячется за ее красивой внешностью. И дело вовсе не в ее робости, хотя она и не отличается такой же общительностью, как Люси. Просто Гермиона замкнутая. У нее нет желания делиться своими мыслями и воззрениями с малознакомыми людьми.
