– Это довольно странно. – Грейс задумчиво покачала головой. – Мадам…
Мистер Одли терпеливо ждал, когда она закончит фразу, но Грейс примолкла. Она хотела сказать, что герцогиня терпеть не может Нэнси. Старуха всегда жаловалась и брюзжала, когда у Грейс бывали выходные дни и Нэнси ее заменяла.
– Вы начали о чем-то рассказывать, мисс Эверсли?
Грейс действительно едва не принялась болтать с мистером Одли как со старым приятелем. Это выглядело бы нелепо, ведь они почти не знали друг друга, к тому же вряд ли этого джентльмена интересовали скучные мелочи из жизни обитателей Белгрейва. Если даже он в конце концов и станет герцогом – при мысли об этом у Грейс свело желудок, – то, совсем как Томас, вряд ли сумеет отличить одну горничную от другой. Ведь если Уиндема спросить, какую из служанок не жалует его бабушка, он ответит: «Всех без исключения». И будет совершенно прав, криво усмехнулась про себя Грейс.
– Вы улыбаетесь, мисс Эверсли? – заметил мистер Одли, бросая на Грейс загадочный взгляд. – Скажите мне, что вас рассмешило.
– О, сущая ерунда. Уверена, вам это неинтересно. – Она указала на лестницу в дальнем конце коридора: – Сюда, спальни в том крыле.
– И все же вы улыбнулись, – не уступал мистер Одли, шагая рядом.
Его настойчивость заставила Грейс улыбнуться снова.
– Я этого не отрицала.
– Леди, которой чуждо притворство, – одобрительно заключил мистер Одли. – С каждой минутой вы нравитесь мне все больше.
Грейс поджала губы, оглянувшись на него через плечо.
– Похоже, вы не слишком высокого мнения о женщинах.
– Приношу свои извинения. Мне следовало сказать «особа, которой чуждо притворство». – Он лукаво улыбнулся, отчего Грейс бросило в дрожь. – Я никогда не утверждал, что мужчины и женщины одинаковы, слава Богу, это не так, но правдонравием не блещут оба пола.
Грейс удивленно посмотрела на него.
– «Правдонравие»? Не думаю, что есть такое слово. Я даже уверена, что нет.
– Нет? – Мистер Одли отвел глаза. Всего на мгновение, на какую-то долю секунды, однако Грейс успела засомневаться, уж не смутился ли он. Впрочем, такое трудно было себе представить. Мистер Одли держался на удивление легко и непринужденно в любых обстоятельствах. Достаточно было одного дня знакомства, чтобы это понять. И в самом деле, на губах его тотчас заиграла самодовольная кривая улыбка, а глаза весело блеснули. – Что ж, пожалуй, так и есть.
– Вы часто выдумываете слова?
Он скромно пожал плечами:
– Я пытаюсь себя сдерживать.
Грейс недоверчиво прищурилась.
– Правда-правда, – возмутился мистер Одли. Он прижал руку к груди, словно его только что ранили в самое сердце, но глаза его смеялись. – Почему мне никто не верит, когда я называю себя честным, добропорядочным джентльменом, готовым неукоснительно соблюдать все существующие правила морали?
– Возможно, потому что при знакомстве вы приказали этим милым людям выйти из кареты, угрожая пистолетом?
– Не исключено, – признал мистер Одли. – Но это придает отношениям живость и остроту, разве нет?
В его изумрудных глазах плясали насмешливые искры, и Грейс почувствовала, как губам вдруг стало щекотно. Ей захотелось рассмеяться. Совсем как в те времена, когда родители были еще живы, а она сама, свободная, счастливая и беспечная, не знавшая, что такое горечь утраты, зависимость и унижение, любила выискивать комичное в самых обыденных вещах и потешаться над несуразностями жизни.
Грейс показалось, что в ней пробуждается та юная девушка. Это было чудесно, восхитительно. Ей захотелось поблагодарить мистера Одли, но она понимала, что будет выглядеть на редкость глупо. Поэтому Грейс нашла другой выход.
Она извинилась.
– Простите, – произнесла она, остановившись у подножия лестницы.
Мистер Одли недоуменно поднял брови:
– Вы просите прощения?
– Да. За… сегодняшнее.
– А, за похищение. – Он снисходительно усмехнулся, казалось, разговор его забавляет.
– Я не хотела, – с горячностью заявила Грейс.
– Но вы были в карете, – возразил мистер Одли. – Уверен, любой суд признал бы вас соучастницей преступления.
Нет, это уж слишком, решила Грейс.
– Полагаю, этот же самый суд еще утром отправил бы вас на виселицу за то, что вы наставили заряженный пистолет на герцогиню.
– Тс-с, я же говорил вам, что за это не вешают.
– Нет? – отозвалась Грейс, удачно копируя тон мистера Одли. – А следовало бы.
– Вы так думаете?
– Если существует слово «правдонравие», то тому, кто приставил пистолет к груди герцогини, полагается виселица.
– Быстро же вы нашлись, – восхищенно улыбнулся мистер Одли.
– Спасибо, я давно не упражнялась в пикировке, – призналась Грейс.
– Да. – Разбойник бросил взгляд в сторону гостиной, где, наверное, по-прежнему восседала на софе герцогиня. – Она превратила вас в молчунью, верно?
– Говорливость – неподходящее качество для служанки.
– Так вот кем вы себя считаете? – Мистер Одли посмотрел Грейс в глаза так пристально, что она невольно отступила на шаг. – Служанкой?
Грейс повернулась к лестнице. Что бы ни прочел по ее лицу мистер Одли, она вовсе не была уверена, что хочет об этом знать.
– Нам не стоит задерживаться. – Грейс поднялась на ступеньку, знаком приглашая его последовать за ней. – Синяя шелковая спальня очень красива и удобна. Она особенно хороша в утреннем освещении. Внутреннее убранство просто великолепно. Уверена, вам понравится.
Грейс несла сущую чушь, но мистер Одли любезно воздержался от насмешек.
– Не сомневаюсь, что эта комната намного лучше моих нынешних апартаментов.
Она удивленно покосилась на него.
– О, а я думала… – Грейс смущенно осеклась. Выходило, что она считает мистера Одли бездомным бродягой.
– Приходится жить в почтовых гостиницах и ночевать под открытым небом. – Джек притворно вздохнул. – Такова разбойничья доля.
– И вам это нравится? – живо отозвалась Грейс, поражаясь собственной смелости и жгучему любопытству.
Мистер Одли добродушно усмехнулся:
– Грабить кареты?
Грейс кивнула.
– Это зависит от того, кто сидит в карете, – мягко пояснил он. – Я получил огромное удовольствие, не ограбив вас.
– Не ограбив меня? – Грейс резко обернулась. Лед, уже давший трещину, был окончательно сломлен.
– Я ведь ничего не взял у вас, разве нет? – заметил мистер Одли, изображая полнейшую невинность.
