Томас несколько смутился.
— Ах да. — Он кашлянул. — Жаль, что так вышло. Надеюсь, вам не пришлось отложить важные дела.
— Только посещение модистки и сапожника. — Амелия состроила удрученную гримаску, но было видно, что она шутит. — Боюсь, я останусь разутой и раздетой в эту зиму.
Он поднял палец.
— Одну минуту. — Потянувшись к противоположной стенке кареты, он пару раз стукнул по ней кулаком. Карета тут же остановилась. В обычной ситуации Томас выпрыгнул бы наружу и дал указания кучеру, но, учитывая обстоятельства, его можно было простить за попытку свести свои движения к минимуму. Последнее, что им веем нужно, это чтобы его вывернуло наизнанку прямо в карете.
Получив новые указания, кучер развернул карету и двинулся в обратном направлении, а Томас снова откинулся на сиденье, чувствуя себя гораздо бодрее от одной только мысли об ожидавшей его микстуре. Если Гарри и удивится, что он напился, то никогда не спросит. Во всяком случае, не сегодня утром.
— Куда мы едем? — поинтересовалась Амелия.
— В «Счастливый заяц». Это немного не по пути, но в разумных пределах.
— Это, кажется, гостиница?
— Меня там вылечат.
— В «Счастливом зайце»? — уточнила она с явным сомнением.
— Доверьтесь мне.
— Сказал мужчина, от которого разит джином. — Она покачала головой.
Томас выгнул бровь с поистине королевским высокомерием Уиндемов.
— Я не пью джин. — Боже правый, он слишком хорошо воспитан для этого.
У нее был такой вид, словно она готова улыбнуться.
— Ах, извините. И что вы пили в таком случае?
Томас был вполне уверен, что это не тот разговор, который следует вести с невестой, но в данной ситуации не было ничего, что мужчине полагалось делать, наблюдать и обсуждать с невестой.
— Эль, вы когда-нибудь пробовали его?
— Конечно, нет.
Он цокнул языком.
— Какое праведное негодование.
— При чем тут негодование? — возмутилась Амелия. — Это всего лишь факт. Кто, по-вашему, мог угостить меня элем?
В ее словах определенно присутствовала логика.
— Пожалуй, некому, — великодушно согласился он. — Но это был не джин.
Амелия закатила глаза, и он чуть не рассмеялся. Они вели себя как давно женатая пара. Не то чтобы ему приходилось часто наблюдать старые женатые пары, занятые чем-либо, кроме взаимных оскорблений, как его отец с матерью, но Грейс рассказывала ему, что ее родители были удивительно преданы друг другу. И судя по тому, что он видел, лорд и леди Кроуленд, родители Амелии, казалось, тоже неплохо ладили. По крайней мере, они не казались одержимыми желанием увидеть друг друга в гробу.
— Ваши родители привязаны друг к другу? — внезапно спросил он.
Она несколько раз моргнула, явно удивленная сменой темы.
— Мои родители?
— Они ладят между собой?
— Полагаю, да. — Она задумалась, очаровательно нахмурив лоб. — Они не слишком много времени проводят вместе. У них разные интересы, но мне кажется, что они испытывают друг к другу теплые чувства. Хотя, честно говоря, я никогда не задумывалась над этим.
Едва ли это могло служить описанием страстной любви, но тем не менее настолько отличалось от его собственного опыта, что Томас не мог не заинтересоваться.
Должно быть, она заметила интерес, написанный на его лице, поэтому продолжила:
— Полагаю, они должны ладить. Будь иначе, я бы, наверное, больше думала об этом, вы согласны?
Томас кивнул, вспомнив о бесконечных часах, которые он потратил, размышляя о своих родителях. При всей ее неискушенности и простодушии она могла быть удивительно проницательной.
— Моя мать бывает иногда сварливой, — сказала Амелия. — Впрочем, довольно часто. Но отец, похоже, не возражает. Он понимает, что она ворчит только потому, что считает своим долгом заботиться о дочерях, которые должны быть пристроены. Чего он и сам, конечно, желает. Просто ему не хочется вникать в детали.
Томас поймал себя на том, что одобрительно кивает. Пристроить пять дочерей — невероятно сложное дело.
— Обычно он слушает ее в течение нескольких минут, — продолжила Амелия, — потому что знает, как она любит аудиторию, но потом просто выбрасывает из головы все, что она наговорила, и отправляется на природу вместе со своими гончими. Думаю, это самые счастливые минуты в его жизни.
— С гончими?
— У него их двадцать пять.
— Господи.
Амелия скорчила гримаску.
— Мы пытаемся убедить его, что это слишком много, но он настаивает на том, что мужчина с пятью дочерьми заслуживает иметь в пять раз больше гончих.
Томас попытался подавить образ, возникший у него в голове.
— Умоляю, скажите мне, что ни одна из них не входит в ваше приданое.
— Вам следовало проверить, — отозвалась она, лукаво блеснув глазами. — Лично я никогда не видела брачного контракта.
Он устремил на нее долгий взгляд, затем сказал:
— Значит, нет. — Но поскольку она хранила молчание, добавил: — Надеюсь.
Амелия рассмеялась.
— Он не вынесет разлуки с ними. Меня он охотно сбыл бы с рук, но своих гончих… Никогда. — Она покачала головой. — А ваши родители, они ладили?
Томас помрачнел, и его голова заболела с новой силой.
— Нет.
Несколько мгновений она молча смотрела на него. Он не был уверен, что хочет знать, что она увидела в его лице, поскольку в ее глазах мелькнуло что-то похожее на жалость.
— Мне очень жаль.
— Не стоит, — деловито отозвался он. — Все в прошлом, они умерли, и ничего с этим не поделаешь.
— Но… — Она запнулась. — Впрочем, не важно.
Томас не собирался пускаться в откровения. Он никогда ни с кем не обсуждал своих родителей, даже с Гарри, а ведь тот был свидетелем всему. Но Амелия молчаливо сидела рядом с выражением такого понимания на лице… Впрочем, вряд ли она могла понять его, с ее благословенно скучной и традиционной семьей. Но в ее глазах светилось нечто теплое и доброжелательное, словно она всегда знала его и просто ждала, пока он узнает ее.
— Мой отец ненавидел мою мать. — Слова сорвались с его губ, прежде чем он успел осознать, что произносит их.
Ее глаза расширились, но она ничего не сказала.
— Он ненавидел все, чем она дорожила. Ведь она была дочерью торговца, знаете ли.
Амелия кивнула. Конечно, она знала. Все знали. Никого, похоже, это особенно не волновало, но все знали, что последняя герцогиня происходила из семьи, не имевшей даже дворянского звания, не говоря уже о титуле.
