— Зато меня волнует, — отрезал Джек. — Я не позволю, чтобы вы вытащили викария из постели. Вы ждали достаточно долго. Ничего с вами не случится, если подождать до утра.
Томас готов был аплодировать своему кузену.
— Джек! — ахнула миссис Одли и повернулась к вдовствующей герцогине. — Не представляю, кто научил его разговаривать в таком тоне. Уж точно не я.
— Не ты, — буркнул Джек, свирепо глянув на леди Августу.
— Вы сестра его матери? — осведомилась та.
— Да, — отозвалась миссис Одли, явно пораженная внезапной сменой темы.
— Вы присутствовали на ее свадьбе?
— Нет.
Джек удивленно повернулся к ней.
— Разве?
— Да. Меня там не было. У меня были роды. Я никогда не рассказывала тебе. Ребенок родился мертвым. — Ее лицо смягчилось. — Это одна из причин, почему я была так рада иметь тебя.
— Мы отправимся в церковь завтра утром, — заявила вдовствующая герцогиня. — Первым делом. Отыщем нужные документы и покончим со всем этим.
— Документы? — переспросила миссис Одли.
— Свидетельство о регистрации брака, — рявкнула вдовствующая герцогиня. — Вы глухая?
Это было слишком. Томас схватил ее за локоть и оттащил назад, что, возможно, было в ее интересах, поскольку Джек выглядел так, словно готов был вцепиться ей в горло.
— Луиза венчалась не в здешней церкви, — сказала миссис Одли. — Она вышла замуж в Магуайрсбридже. В графстве Фермана, где мы выросли.
— Это далеко отсюда? — требовательно спросила вдовствующая герцогиня, пытаясь высвободить руку.
Но Томас держал крепко.
— В двадцати милях, ваша светлость, — ответила миссис Одли, прежде чем повернуться к своему племяннику. — Джек? В чем дело? Зачем тебе понадобилось доказательство регистрации брака твоей матери?
Джек помедлил, колеблясь, затем прочистил горло.
— Мой отец ее сын, — сказал он, кивнув в сторону вдовствующей герцогини.
— Твой отец! — ахнула миссис Одли. — Ты хочешь сказать, что Джон Кавендиш…
Томас, шагнул вперед, ощущая странную готовность взять в руки ситуацию.
— Вы позволите?
Джек кивнул:
— Пожалуйста.
— Миссис Одли, если существует доказательство регистрации брака вашей сестры, то ваш племянник является настоящим герцогом Уиндемом.
— Настоящим герцогом… — Миссис Одли прикрыла рот Ладонью, явно ошеломленная. — Нет. Это невозможно. Я помню мистера Кавендиша. Он был… — Она сделала жест руками, словно пыталась описать его. Затем, после нескольких неудачных попыток облечь свои мысли в слова, сказала: — Он не стал бы скрывать это от нас.
— Тогда он не был наследником, — заметил Томас.
— О Господи. Но если Джек — герцог, то вы…
— То я нет, — сухо закончил Томас, бросив взгляд на Амелию и Грейс, которые стояли около двери, наблюдая за происходящим. — Так что можете представить себе наше нетерпение разрешить эту проблему.
Миссис Одли ошарашенно молчала.
Томас, как никто, понимал, что она чувствует.
Амелия не представляла, сколько времени. Определенно, позже полуночи. Несколько часов назад их с Грейс проводили в их комнату, и хотя она давно умылась и облачилась в ночную рубашку, сон не шел.
Она долго лежала под одеялами, прислушиваясь к ровному дыханию Грейс. Затем встала с постели и подошла к окну, решив, что если она все равно не спит, то могла бы смотреть на что-нибудь более интересное, чем потолок. В небе светила полная луна, приглушая своим сиянием блеск звезд.
Амелия вздохнула, разыскивая взглядом знакомые созвездия. Она нашла Большую Медведицу, но ее затянуло облаками.
Грейс тихо всхрапнула.
Амелия села на широкий подоконник, прислонившись головой к стеклу. Она часто так поступала, когда была моложе и не могла заснуть: подходила к окну и считала звезды и цветы. Иногда она даже выбиралась наружу, пока отец не распорядился обрезать ветви могучего дуба под ее окном.
Это было весело.
Ей снова захотелось пережить те ощущения сегодня. Ей хотелось избавиться от безысходности и мрачных предчувствий. Ей хотелось выбраться наружу и почувствовать ветер на своем лице. Ей хотелось петь там, где ее никто не услышит. Ей хотелось размять ноги, онемевшие после целого дня, проведенного в карете.
Она спрыгнула с подоконника, накинула плащ и проследовала на цыпочках мимо Грейс, которая тихо бормотала во сне — к сожалению, слишком неразборчиво, иначе Амелия определенно осталась бы и послушала.
В доме было тихо, как и следовало ожидать, учитывая поздний час. Ей не раз приходилось пробираться по спящему дому, хотя ее прошлые приключения ограничивались проделками над сестрами или местью за их проделки. Не успела она оглянуться, как оказалась в холле и, толкнув переднюю дверь, выскользнула в ночь.
Воздух был прохладным и насыщенным влагой, но она вдохнула его полной грудью и, запахнув плотнее плащ, направилась через лужайку к деревьям. Ее босые ноги тут же замерзли — она не обулась, чтобы не шуметь, — но ей было все равно. Она будет радостно чихать завтра, если это означает свободу сегодня.
Амелия рассмеялась и припустила бегом.
Томас не мог заснуть.
Впрочем, это его не удивило. Смыв с себя дорожную пыль, он переоделся, и его проводили в очень милую спальню. Комната была не слишком большой, мебель не новой, но было видно, что за ней любовно ухаживали, что создавало атмосферу тепла и уюта. На письменном столе стояли миниатюры, искусно размещенные в углу, чтобы их можно было созерцать, когда пишешь письма. В гостиной также было много миниатюр, расставленных на каминной полке. Видимо, их часто брали в руки, потому что рамки в тех местах, где их касались пальцами, немного потерлись.
Очевидно, людей, изображенных на этих миниатюрах, любили.
Томас попытался вообразить подобные экспозиции в Белгрейве и чуть не рассмеялся. Конечно, там были портреты всех Кавендишей, и не по одному, но висели в галерее как свидетельства величия и богатства. Он никогда не смотрел на них. С какой стати? Там не было никого, кого Томас хотел бы видеть; никого, чью улыбку или добродушный юмор хотел бы вспомнить.
Он подошел к письменному столу и взял в руки один из миниатюрных портретов. Изображенный на нем улыбающийся юноша напоминал Джека, возможно, в более юном возрасте.
Томас тоже улыбнулся. Ему нравилось это место. Оно называлось Кловерхилл.
[3]
Подходящее название.
Неплохое место, чтобы расти, чтобы стать мужчиной.
Томас поставил миниатюру на место, подошел к окну и остановился, опершись ладонями о подоконник. Он собирался лечь, ощущал усталость и томился от беспокойства. Это было не лучшее сочетание.
