— А вы несправедливы.
— Амелия, вы…
— Нет, — сердито сказала она. — Я не хочу вас слушать. Не могу поверить, что вы способны на подобное оскорбление.
— Оскорбление?
— Неужели вы считаете меня тепличным цветком, который не способен выдержать малейшие трудности.
— Они будут совсем не маленькими.
— Но Грейс выдержала бы их.
Томас промолчал, но его лицо приняло каменное выражение.
— Что она сказала? — поинтересовалась Амелия, насмешливо скривившись.
— Что?
Она повысила голос.
— Что сказала Грейс?
Томас уставился на нее с таким видом, словно никогда раньше не видел ее.
— Вы попросили ее выйти замуж за вас, — процедила Амелия. — Что она сказала?
— Она отказалась, — ответил он наконец отрывистым тоном.
— Вы целовали ее?
— Амелия…
— Целовали?
— Какое это имеет значение?
— Вы целовали ее?
— Да! — взорвался он. — Да. Ради Бога, я поцеловал ее, но это ничего не значит. Ничего! Я старался что-то почувствовать, но это не выдерживало никакого сравнения вот с этим. — Он схватил ее в объятия и приник к ее губам в поцелуе, таком стремительном и жадном, что она даже не успела вздохнуть.
Амелия пылко откликнулась. Она хотела этого. Она хотела его.
Охваченная желанием, она теребила его одежду, ничего так не желая. Как ощутить жар его кожи. Его губы скользили по ее шее, одна рука обнимала ее за талию, другая забралась под ее юбки, скользя вверх. Амелия ахнула, почувствовав его пальцы на внутренней стороне бедра. Ее ноги ослабли, и она ухватилась за его плечи, выдохнув его имя моля о большем.
Его рука двинулась выше, пока не оказалась на стыке ее бедер.
И он коснулся ее там.
Амелия замерла, а затем обмякла, приникнув к нему и инстинктивно расслабившись.
— Томас, — простонала она, и, прежде чем успела опомниться, он уложил ее на землю, осыпая поцелуями и ласками. Она не представляла, что делать, неспособная думать ни о чем, кроме того, что желает всего, что он делает.
Его пальцы продолжали дразнить ее сокровенную плоть, а затем скользнули внутрь в самой порочной ласке из всех возможных. Амелия выгнулась под ним, ахнув от шока и наслаждения. Он проник внутрь так легко. Неужели ее тело ждало этого, готовясь к моменту, когда он расположится между ее бедрами и коснется ее там?
Кровь бешено пульсировала в ее жилах, она учащенно дышала, прижимаясь к нему всем телом, скользя руками по его спине и плечам, зарываясь пальцами в его волосы.
Губы Томаса переместились на ее шею, ключицы и двинулись вниз, по верхней части ее груди, выступавшей из выреза платья. Ее пронзила дрожь, когда он ухватился зубами за тонкую ткань и потянул ее вниз, вначале осторожно, затем более энергично. Наконец, с приглушенным проклятием, он протянул руку и спустил платье с ее плеча. Ее грудь обнажилась, и не успела она ахнуть, как его губы сомкнулись вокруг напрягшейся маковки.
Амелия тихо вскрикнула, не зная, отстраниться ли ей или прижаться к нему теснее. Впрочем, это не имело значения, потому что он надежно удерживал ее на месте и, судя по довольным звукам, которые издавал, не собирался отпускать. Одна его рука — та, что доставляла ей изысканную пытку, — обхватила ее ягодицы, другая скользнула по чувствительной коже ее руки, подняв ее вверх, так что их руки оказались над их головами.
Их пальцы переплелись.
«Я люблю тебя!» — хотелось крикнуть Амелии.
Но она не позволила себе произнести эти слова. Он остановится, если она это сделает. Она не знала, откуда ей это известно и почему она так уверена, что это правда. Если она сделает что-нибудь, что разрушит очарование момента и вернет его к реальности, он остановится: А она не вынесет, если это случится.
Она чувствовала, как его руки движутся между их телами, возясь с застежкой бриджей, а затем почувствовала его. Твердый и горячий, он вошел в нее, растягивая ее лоно.
Издав низкий звук, Томас подался вперед, и она вскрикнула от боли, не в силах сдержаться.
Он замер. Она тоже.
Он приподнялся, уставившись на нее с таким видом, будто только сейчас увидел ее. Туман страсти рассеялся, и теперь… о, именно этого она боялась.
Он сожалел о случившемся.
— О Боже, — прошептал он. — О Боже.
Что он наделал?
Это был чертовски глупый вопрос, и еще глупее было задавать его, лежа на лужайке поверх Амелии, погрузившись в ее лоно, так сказать, по самую рукоятку. Он взял ее девственность, даже не позаботившись о ее удобствах. Ее платье было задрало до талии, в волосах застряли листья, и, милостивый Боже, он даже не потрудился снять сапоги.
— Мне очень жаль, — прошептал он.
Она покачала головой, но он не мог сказать по выражению ее лица, что это значит.
Теперь ему придется жениться на ней. Не может быть и речи о том, чтобы он уклонился от своего долга. Он погубил ее самым недостойным способом из всех возможных. Неужели он даже не прошептал ее имя? Неужели за все время, пока он занимался с ней любовью, он ни разу не произнес ее имени? Осознавал ли он хоть что-то, кроме неодолимого желания?
— Мне очень жаль, — снова сказал Томас, но слов было недостаточно. Он сделал движение, собираясь отстраниться, чтобы помочь ей и утешить.
— Нет! — воскликнула Амелия, схватив его за плечи. — Пожалуйста.
Томас уставился на нее, не в состоянии поверить ее словам. Он знал: то, что произошло между ними, не было насилием. Амелия тоже хотела этого. Она стонала под ним, цеплялась за его плечи, произносила его имя в порыве страсти. Но наверняка она хотела бы прекратить эту сцену. Подождать чего-нибудь более цивилизованного, в постели, в качестве его жены.
— Останься, — прошептала она, коснувшись его щеки.
— Амелия, — прерывисто произнес Томас, взмолившись, чтобы она услышала в этом единственном слове все его мысли. Вряд ли Он сможет произнести их вслух.
— Дело сделано, — мягко сказала она. Но ее глаза яростно сверкнули. — И я никогда не пожалею об этом.
Томас попытался что-то сказать. Но у него ничего не вышло, кроме звука, который шел из глубины его существа, где не было слов.
— Ш-ш-ш. — Она коснулась пальцами его губ. — Дело сделано, — снова сказала она. А затем ее лицо осветилось улыбкой, в которой отразился весь вековой женский опыт. — Надо довести его до конца. — Ее рука скользнула вниз, обхватив пальцами его естество.
Томас ахнул.
Она сжала пальцы.
— Сделай так, чтобы это было незабываемым.
И он сделал. Если первая часть их занятия любовью была бурной и бездумной, то теперь все его действия были подчинены одной цели. Каждый поцелуй был чистым искусством, каждое прикосновение было направлено на то, чтобы привести ее к вершинам наслаждения. Если что-нибудь вызывало у нее возгласы удовольствия, он делал это опять.
