У Роберта задрожали руки. Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным. Где, черт возьми, ее искать?
* * *
Месяц спустя Виктория несла узелок с шитьем и весело напевала себе под нос. Она была так счастлива, как еще никогда в жизни. О да, сердце ее до сих пор сжималось при мысли о Роберте, но она уже почти смирилась с тем, что эта боль теперь стала частью ее самой.
Наконец-то судьба ей улыбнулась! Когда она получила отказ в агентстве, Виктория была на грани отчаяния, но потом вспомнила, что раньше неплохо шила. Если она что и умела делать в совершенстве, так это ровно-ровно класть стежок за стежком, и поэтому довольно быстро нашла работу в магазине дамского платья.
Оплата у нее была сдельная, и новая работа пришлась ей по душе. Если она справлялась с ней успешно, никто к ней не придирался. Никакие леди Холлингвуд не следили теперь за каждым ее шагом и не ругали за то, что их чадо недостаточно быстро осваивает алфавит и спотыкается сразу после "М", "Н" или "О". Виктория была безумно рада, что новая работа исключает пристрастную оценку ее труда: если она кладет стежки ровно, никто не скажет, что шов кривой.
Это не то, что быть гувернанткой. Виктория была чрезвычайно довольна своей новой работой.
Когда леди Холлингвуд уволила ее, для Виктории это был тяжелый удар. А все по вине этого злобного негодяя Эверсли. Он стал распространять про нее грязные слухи, а леди X., конечно же, ему поверила — что для нее значило слово гувернантки против обвинения лорда?
Роберт к тому времени уже уехал, и защитить ее было некому. А может быть, он и не стал бы за нее заступаться. По правде сказать, она не ждала от него ничего хорошего после того гнусного предложения стать его любовницей.
Виктория встряхнула головой. Нет, надо постараться не думать об их последней встрече. В мечтах она занеслась тогда так высоко и тут же упала с облаков на землю. Никогда, никогда она ему этого не простит!
Ха! Как будто он собирался просить у нее прощения, грубиян!
Виктория вдруг поняла, что ей гораздо легче думать о нем, как о Роберте-грубияне. Жаль, что эта мысль не пришла ей в голову семь лет назад.
Виктория покрепче ухватила узелок с шитьем и толкнула заднюю дверь магазина дамского платья мадам Ламбер.
— Добрый день, Кейти! — весело сказала она, обращаясь к портнихе.
Светловолосая девушка подняла на нее глаза и радостно улыбнулась.
— Виктория! Как хорошо, что ты пришла. Виктория опустила узелок на пол.
— Что случилось?
— Видишь ли, мадам Ламбер… — Кейти оглянулась через плечо и продолжала шепотом:
— Мадам просто рвет и мечет. Пришли четыре наши клиентки, и она…
— Виктория здесь? — Мадам Ламбер вихрем влетела в комнату, позабыв про свой французский акцент, который обычно пускала в ход, когда разговаривала с посетителями, — Слава Богу! Вы мне нужны.
Виктория поспешила вслед за хозяйкой. Мадам Ламбер часто прибегала к помощи Виктории, когда к ним наведывались богатые клиентки — у Виктории были очень приятные манеры и речь, как у настоящей леди.
У прилавка стояли хмурая девушка лет шестнадцати и полная пожилая дама, по-видимому, ее матушка.
— Викто-ория, — пропела мадам, переходя на французский выговор, — это есть мисс Харриет Брайтбилл. Ее маман, — она перешла к пожилой леди, — желать ей помочь выбрать платье для молодой барышня.
— Не прошу я никого мне помогать, я и сама знаю, что ей надо, — сказала миссис Брайтбилл.
— Я сама знаю, что мне надо, — огрызнулась Харриет.
Виктория подавила улыбку и заметила:
— Возможно, нам удастся подобрать то, что понравится вам обеим.
Миссис Брайтбилл громко фыркнула, и Харриет сердито прошипела: «Мама!»
Весь следующий час Виктория выкладывала перед посетительницами различные ткани рулон за рулоном. Шелк, атлас, муслин — все было представлено на суд придирчивых клиенток. Виктория вскоре поняла, что Харриет обладает значительно более тонким вкусом, чем ее матушка, и потратила немало времени, чтобы убедить миссис Брайтбилл, что рюши и оборочки отнюдь не являются верхом элегантности.
В конце концов миссис Брайтбилл, посопротивлявшись для виду еще немного, согласилась с выбором дочери, затем извинилась и удалилась в дамскую комнату. Как только дверь за ней закрылась, Харриет, шумно вздохнув, опустилась на ближайший стул.
— Ох, ну и измучила она нас, правда? — обратилась она к Виктории.
Виктория молча улыбнулась в ответ.
— Хорошо, что мой кузен обещал заехать за нами. Я сейчас не в состоянии передвигаться самостоятельно. Так что он нас подвезет. Нам еще осталось посетить модистку и перчаточника.
— Надеюсь, вы приятно проведете время, — дипломатично заметила Виктория.
— Самое приятное время для меня наступит, когда все покупки прибудут к нам домой, и я смогу все как следует… Посмотрите-ка в окно! Он уже приехал. Роберт! Роберт!
Виктория отреагировала почти мгновенно. Услышав имя «Роберт», она шмыгнула за кадку с фикусом. Звякнул дверной колокольчик, и Виктория осторожно раздвинула листья, чтобы рассмотреть вошедшего.
Роберт. Ее Роберт.
Виктория чуть не застонала от отчаяния. Именно этого ей сейчас и не хватало! Только ее жизнь успевает хоть как-то наладиться, как появляется он, и все снова идет шиворот-навыворот. Она не могла бы сейчас сказать, какие чувства испытывает к нему, но в одном она была твердо уверена — нельзя допустить, чтобы он ее увидел.
И Виктория потихоньку ретировалась к двери в боковую комнату.
— Кузен Роберт, — послышался голосок Харриет, и Виктория пригнулась за креслом, — хорошо, что вы все-таки приехали. Я думала, матушка меня с ума сведет.
Он засмеялся, и, услышав этот низкий, добродушный смех, Виктория почувствовала, как сердце сладко заныло в груди.
— Если вы до сих пор в добром здравии, дорогая Харриет, то вам уже ничего не грозит.
Харриет издала скорбный вздох, как это умеют делать только шестнадцатилетние девчонки, уверенные, что самое ужасное в жизни — это чрезмерная болтливость их матушек.
— Если бы не эта милая продавщица, которая… — За этими словами последовала зловещая пауза, и Виктория стала проворно пробираться вдоль спинки дивана.
Харриет недоуменно спросила:
— Интересно, куда подевалась Виктория?
— Виктория? — повторил Роберт.
У Виктории тут же пересохло в горле. Тон его голоса ей совсем не понравился. Ну ничего — осталось только пять футов до двери в боковую комнату. Еще немного — и она спасена. Она медленно поднялась, следя, чтобы ее не было видно за манекеном в атласном платье оттенка «лесная зелень», и, пятясь, преодолела последние несколько шагов.
