— Я лучше промолчу.
— Никак не могу поверить, что ты снимаешь комнату в этом доме! — Роберта передернуло от отвращения.
На сей раз она старательно сосчитала до десяти и только потом сказала:
— Это лучшее, что я могу себе позволить, Роберт, и меня это вполне устраивает.
— А вот меня это совсем не устраивает. Хочешь, расскажу, как я провел эту ночь, Виктория?
— Ха, как будто если я скажу «нет», ты замолчишь.
— Всю ночь я не сомкнул глаз, мучаясь вопросом: как часто приходилось тебе отбиваться от всяких негодяев за последний месяц?
— Да ни разу после того случая с Эверсли, — съязвила она.
Он не расслышал или сделал вид, что не расслышал.
— А как часто ты переходила на другую сторону улицы, чтобы не сталкиваться с проститутками, которые разгуливают по тротуарам?
Она лукаво улыбнулась.
— Большинство из них, между прочим, весьма милые и приятные в обхождении дамы. На днях беседовала с одной из них за чашечкой чая. — Это была не правда, но Виктория не смогла удержаться.
Он вздрогнул.
— А эти мерзкие крысы — сколько их живет в твоей комнате?
Виктория пыталась мысленно сосчитать до двадцати, прежде чем ответить, но терпение у нее иссякло. Вообразил себе черт знает что! Насильники, проститутки, а теперь вот и крысы спят с ней под одним одеялом.
— — Можешь прогрызть пол и посмотреть, если тебя это так интересует, — прошипела она.
— Не сомневаюсь, крысы так и сделают, — заметил он с гримасой отвращения. — Виктория, ты не можешь оставаться на этой свалке. Это очень опасное место.
Всему есть предел! Виктория была готова вцепиться ему в лицо.
— Роберт, неужели ты не видишь, что надоел мне до умопомрачения? Но он и ухом не повел.
— Я дал тебе одну ночь на размышления, Виктория. Все, время истекло. Сегодня вечером ты едешь ко мне домой.
— Нет.
— — Тогда поедешь к моей тетушке.
— Больше всего на свете я дорожу своей независимостью, — гордо отчеканила она.
— Ну а я превыше всего ценю твою жизнь и твою добродетель, — вспылил он, — и ты, несомненно, лишишься и того, и другого, если останешься в этой грязной дыре.
— Роберт, я здесь в полной безопасности. Я стараюсь не привлекать к себе внимания, и никто меня не трогает,
— Виктория, ты красивая и благовоспитанная девушка и уже этим невольно привлекаешь к себе внимание.
— Да, спорить ты горазд, — хмыкнула она. — А сам-то каков!
Он скрестил руки на груди в Ожидании разъяснений.
— Я отлично со всем справлялась, пока не появился ты. — Она махнула рукой в сторону его кареты. — В этом квартале отродясь не видывали такого шикарного экипажа. Уверена, не меньше дюжины негодяев уже разрабатывают план, как бы половчее изъять у тебя твой кошелек.
— Значит, ты признаешь, что здесь небезопасно?
— Ну конечно, признаю. Думаешь, я слепая? Но это лишний раз доказывает, что я не нуждаюсь в твоем обществе.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
— Ради Бога, Роберт, да я лучше буду жить в этих трущобах, чем вместе с тобой! Понятно?
Он вздрогнул, и она поняла, что задела его больнее, чем предполагала. Но, к своему немалому удивлению, она вынуждена была признать, что и ей самой тяжело было видеть боль в его глазах. Вопреки данному себе обещанию она ласково коснулась его руки.
— Роберт, — мягко сказала она, — выслушай меня. Я вполне довольна своим положением. Может, здесь не так хорошо, как дома или у всех этих… но впервые в жизни я вновь обрела независимость. И гордость.
— О чем ты говоришь?
— Ты же знаешь, я ненавидела свою работу. Унижения и оскорбления — вот и все, что я получала от моих хозяев.
Роберт плотно сжал губы.
— Посетители магазина дамского платья тоже не всегда любезны, но мадам Ламбер относится ко мне с уважением. И если я хорошо справляюсь со своей работой, она не скупится на похвалу. А ты можешь представить, как давно я не слышала ни от кого доброго слова?
— О Виктория… — В этих двух словах была заключена неподдельная горечь.
— У меня появились подруги. И мне очень нравится работать в магазине. И никто больше не решает за меня мою судьбу. — Она беспомощно пожала плечами. — Я знаю, это, конечно, не Бог весть что, но мне дороги эти маленькие радости, и я не хочу от них отказываться.
— Я и не думал, — прошептал он. — Мне и в голову это не приходило.
— Да и как ты мог подумать об этом? — В ее голосе не чувствовалось насмешки. — Ты всегда мог распоряжаться своей жизнью. Ты делал все, что хотел. — Она грустно улыбнулась. — Твои планы… Как я любила, когда ты начинал строить планы на будущее.
Роберт быстро взглянул на нее. Любила… Вряд ли она заметила, что ненароком обронила это слово.
— А как ты подходил к решению проблемы, — задумчиво продолжала она, и слабая улыбка появилась на ее лице. — Так забавно было за этим наблюдать. Ты исследовал проблему со всех сторон, как ученый-первооткрыватель. И ты неизменно находил самый короткий путь к ее решению, а потом приступал к исполнению задуманного. Ты всегда добивался того, чего хотел.
— Кроме тебя.
Его слова повисли в воздухе. Они молча смотрели друг на друга. Наконец Виктория отвела взгляд и сказала:
— Я должна идти.
— Позволь мне подвезти тебя.
— Нет. — Голос ее звучал как-то странно, как будто она готова была вот-вот заплакать. — Не думаю, что это хорошая идея.
— Виктория, прошу, не заставляй меня волноваться за тебя. Я чувствую себя таким беспомощным. Она покачала головой.
— Я чувствовала себя беспомощной целых семь лет. А теперь я сама себе хозяйка. Пожалуйста, не лишай меня этого. — Она распрямила плечи и пошла вдоль по улице.
Роберт двинулся вслед за ней на небольшом расстоянии. Макдугал, с минуту подождав, натянул поводья и покатил следом за хозяином.
Так они следовали друг за другом вплоть до магазина мадам Ламбер, являя собой весьма необычное зрелище.
В тот же день, когда Виктория стояла на коленях перед манекеном, зажав в зубах три булавки, над дверью магазина звякнул колокольчик. Она вскинула голову.
Это, конечно, был Роберт. Она почти не удивилась, увидев его. Он держал в руках коробку, и на лице его было хорошо знакомое ей хитрое выражение. Она прекрасно знала, что это означает. Он что-то замышляет. Наверное, целое утро строил планы.
Он неторопливо подошел к ней.
— Добрый день, Виктория, — сказал он, добродушно улыбаясь. —Должен сказать, ты выглядишь устрашающе с этими булавками: они торчат у тебя изо рта, словно клыки.
